Андрей Буторин - Червоточина

– Во-первых, не наших, а моего, – сказал лесник. – Одного. Юрса. Кода второго я не знаю, а узнавать сейчас и вникать во все некогда. Во-вторых, сильный вирус нужен там для того, для чего ты и просишь его туда запустить – разладить вирусный функционал сферы. Это будет вирус для вирусов. – Тюрин вдруг отчего-то смутился и выдавил подобие улыбки: – Я как Юрса туда отправил, все время думал об этом. При такой глобальной тамошней «эпидемии» сражаться с вирусами, уничтожать их, и впрямь не очень эффективно столь малыми силами. Нужно заразить сами вирусы, желательно локализовав их в одном месте. А вот тогда уже найдется достойная работенка и для Юрса…

Геннадий Николаевич сидел молча, лишь вертел головой от одного собеседника к другому. Смысл разговора был ему понятен, как-никак он и сам являлся программистом. Но его кое-что сильно удивляло в этом споре. Самое главное – то, что два довольно значительных звена функционала этого мира, которые должны были строго следовать букве или, точнее, цифре программы, пошли вдруг «против закона», прекрасно зная, что нарушают правила, причем делали это вполне расчетливо, охотно и будто бы даже с неким азартом. Это в очередной раз подтверждало его догадку, что они тоже, пусть и по-своему, были людьми; что это или было изначально задумано Студентом, но держалось в тайне, либо сам этот двоечник что-то сделал не так, чего-то недоучел в своем коде, и программа начала развиваться по непонятно кому теперь ведомым законам. А вторая для Бессонова неожиданность заключалась конкретно в Тюрине. Этот с виду простой, даже слегка простоватый лесник оказался той еще штучкой! Он, оказывается, не просто так сидел на своей заимке, гоняя собак. Он уже все обдумал, все просчитал и рассчитал. Неудивительно, если он и их появление вычислил. Иначе искал бы уже, наверное, кандидата сам.

Вероятно, о чем-то подобном подумал и бывший полковник. Он хитро вдруг сощурился и погрозил Тюрину пальцем:

– Ах ты, старый хакер! Да у тебя уже небось и код на мази?

– Ну, – распушил тот ногтем большого пальца усы, – кое-что есть. Не думаешь же ты, что я тут экспромты выдавать стану.

– Знал, значит, что мы…

– Нет-нет, – остановил Ненахова Тюрин. – Ты уж меня вовсе-то за волшебника не держи. Я предполагал, конечно, но уверен не был. Правда, я ждал не вас.

Оба – бывший полковник и Геннадий Николаевич – одинаково раскрыли рты и заморгали, уставившись на лесника. Тот, довольный произведенным эффектом, снова потеребил усы.

– Женщину я ждал, – не стал он больше испытывать терпение друзей. – У нее дочка тоже на сфере, вы, я думаю, это уже знаете.

– Зою?! – ахнул Бессонов. – Но почему ее?

– Ей каким-то образом удалось дотянуться до сферы. Канал был слабеньким, но тем не менее. Я подумал, что это ты с ней балуешься, – посмотрел он на координатора.

Тот помотал головой, а Геннадий Николаевич пояснил:

– Зоя – она в какой-то степени экстрасенс, вот и попыталась с дочкой связаться.

– Ничего себе «в какой-то»! – сказал лесник. – Ее бы способности – да в нужное русло… – Он вдруг задумался и тихо, не глядя на друзей, произнес: – А может, все-таки ее отправим, а? Она бы там горы свернула с моим кодом…

– Нет! – резко поднялся Бессонов. – Кроме матери, у Сони никого нет. Да и вообще… – Он хотел добавить, что не собирается прятаться за женскую спину, но посчитал, что это прозвучит слишком выспренно, и сказал другое: – Давайте начнем, не будем терять времени.

– Может, со мной сначала дела закончим? – преувеличенно бодрым тоном спросил Ненахов. – Только отвлекать вас буду.

Чувствовалось, что ему было очень не по себе и хотелось, наверное, поскорей избавиться от тягостного ожидания. Но Тюрин снова выдал неожиданное:

– Слушай, а почему бы тебе тоже туда не отправиться? Нормальный вирус мне из тебя, конечно, не сделать, но придать его вид, чтобы сфера тебя пустила и не отторгла, смогу.

– А ведь и правда! – расцвел Геннадий Николаевич. – Пошли вместе!

Бессонов искренне обрадовался такому повороту дела, у него буквально гора свалилась с плеч. И убивать друга не придется, и вообще – вдвоем идти на такое дело всегда лучше: и веселей, и сподручней. Но бывший полковник его радости не разделил. Он помрачнел, ссутулился и сказал:

– Он поймет.

– Кто?.. – опешил Бессонов. – Студент? Ну и что… Да и как он поймет? Борис ведь ему не скажет. Правда, Борис? А больше никто не узнает.

Тюрин неуверенно кивнул, а Ненахов помотал головой:

– Инспектор. Он обязательно догадается. Я и так-то опасаюсь… В общем, он должен найти мое тело. Желательно в городе. Тебе, Борис, придется отвезти его туда ночью. Пистолет где-нибудь поблизости выбросишь. Но не наследи, на нем должны остаться только мои и Генины отпечатки.

– А мои зачем? – нахмурился Геннадий Николаевич.

– Потому что ты меня убил. А сам сбежал.

– Но ведь меня нигде не будет, он обязательно догадается!

– Может. Но он тоже не всесилен. Если ты уехал быстро и успел уехать далеко… В общем, ему потребуется время, чтобы убедиться, что тебя нет на планете. А ты за это время должен будешь успеть все сделать там, на сфере.

– Постой, но даже если у меня… у нас все получится, то правда все равно всплывет. И тогда…

– Победителей не судят, – усмехнулся Ненахов. – Я надеюсь, этот закон работает не только среди людей. Ладно, и правда времени мало. Начинай, Боря. А я пойду на улочке посижу. Хоть и говорят, что перед смертью не надышишься… – Он и впрямь глубоко вздохнул, махнул рукой и вышел из комнаты.

Бессонов, пока над ним «колдовал» лесник, потерял счет времени. Возможно, прошел час, возможно, пять или шесть, а может, всего пару минут. Он словно перестал мыслить, завис в некой неопределенности, не имеющей протяженности ни в пространстве, ни во времени. А когда очнулся, понял, что и на самом деле перестал был человеком. То есть он по-прежнему мыслил, имел память, но, во-первых, эта память вмещала все, что он видел и слышал с первых мгновений своей жизни, а во-вторых, он по-иному теперь воспринимал мир. Он видел и понимал его суть, которая если и не ощущалась непосредственно цифровым или символьным кодом, то выглядела будто сложная объектная схема с многочисленными зависимостями и связями. Так, например, он больше не видел себя в уютной комнате с цветами на подоконниках. Объем помещения был лишь символически обозначен серым полупрозрачным кубом, а цветы и все прочее оказалось многочисленными дополнениями в виде связанных между собой блоков, имеющих порой совершенно неожиданные формы и местоположение. И тем не менее он прекрасно видел, какой из этих блоков содержит описание цветка: его размеры, вид, цвет и даже запах. При желании он легко смог бы сейчас превратить гортензию в розу, причем любого, хоть темно-пурпурного, любимого цвета.