Олег Серегин - Хирургическое вмешательство

— Ты? — взревел стфари. — Дал?! Ты хоть понимаешь, что ты сделал? Что теперь будет?! Ты понимаешь, с кем ты связался?!

Казалось, он игнорирует присутствие посторонних — но Менгра говорил по-русски. В гневе, как будто потеряв над собой контроль, стфари говорил на языке, который учил не более нескольких лет, и говорил без акцента, не путаясь в построении фраз, не подыскивая слова. «Что-то здесь не так», — заподозрил Ксе, но дальше рассуждать не смог, да и не успел.

Глаза бога сузились от ярости.

Жень медленно, каким-то деревянным движением качнулся вперед; шаман хотел остановить его, придержав за плечо, но рука отлетела как обожженная. В прошлый раз Женем руководили расчет и мальчишеское бахвальство; сейчас — ненависть.

— Вот такие суки и папку моего уморили, — очень тихо и ровно сказал он.

Менгра выпустил жертву; глаза Ансэндара закатились, и он сполз на пол, казалось, потеряв сознание.

— П-падлы, — с воистину нечеловеческой злобой процедил Жень; лицо его исказилось. — Ж-жрецы.

Жрец обернулся. Какое-то время они с Женем смотрели друг на друга; Ксе видел, что стфари не испытывает и тени страха, но пренебрегать божонком все же не решается.

А потом Ансэндар, потирая шею, хрипло выговорил:

— Я думаю… что Менгра… не такой.

В лице того не дрогнул ни один мускул, но шаману помстилось, что взгляд его все же на миг стал растерянным.

— Все они — такие, — криво усмехнулся Жень, не сводя с врага глаз-прицелов. — Н-ненавижу жрецов…

— Менгра не такой, — веки Ансы были опущены, но на губах мелькнул призрак улыбки. — Он хороший жрец.

Тот резко выдохнул и сгорбился, тяжело осев на ближайший сундук. Окинул беловолосого мрачным взглядом. «Уй-ё! — осенило Ксе, и он даже подобрался весь, поняв, наконец, что к чему. — Да он же… да они же… блин, я идиот, Лья узнает, ржать будет… но это ж кому сказать…»

— Менгра, — едва слышно шепнул Ансэндар, прикрыв лицо узкой ладонью, — я ведь и… ответить могу.

— Я здесь на птичьих правах, — отрубил Менгра, уставившись в пол. — А ты — тем более.

— У нас был выбор?

— Не было, — жрец коротко глянул на него, но Анса все еще прятал глаза. — Зачем ты их привел? Мы здесь никто. Мы не можем идти против местных властей! Что с нами будет?..

— Менгра, ты даже ни о чем не спросил. — Ансэндар, наконец, отвел руку и медленно поднялся с пола; Жень настороженно следил за ним. — По-твоему, я не знаю, что делаю? Раньше ты так не думал, — в его голосе звучали бесконечная усталость и бесконечное терпение.

— Раньше стфари жили не в чужом доме.

— Ты не хочешь снова обрести свой?

Ансэндар сказал это и опустил голову. Менгра молча уставился на него; лицо жреца смягчилось и просветлело, на нем мелькнуло растерянно-виноватое выражение, а в глазах почудились странные искорки.

— Жень, — сказал Анса. — Подойди.

Ксе изумленно смотрел, как божонок, секунду назад кипевший от ярости, подчиняется, глядя на стфари чуть ли не зачарованно. В голосе Ансы звучала тихая власть, которую непросто было отвергнуть.

— Он бог войны, Менгра, — сказал беловолосый, положив руку на плечо подростка. — Как Энгу. Наши миры ближе, чем кажутся. У него тоже нет спутницы, Менгра, по той же причине.

Жень стиснул зубы. Кузнец смотрел на него странным взглядом — сумрак, печаль и надежда.

— И что? — пробурчал он.

— Он сам еще мал. Эта страна часто перерождается, а вместе с нею — людские боги. Он должен вырасти… а богиня-спутница — родиться.

«Вот как?» — встрепенулся Ксе. Дело не ограничится предоставлением укрытия? Мать Отваги можно вернуть? Как? Если боги умирают навсегда?.. Ансэндар знает больше, чем могло показаться, больше даже, чем сам Жень? «А впрочем, неудивительно, — умозаключил шаман, — он же…»

— Что сделаем мы? — бесстрастно продолжал Менгра.

Ансэндар вздохнул.

— Если нам не удастся вернуться, — сказал он с подчеркнутым спокойствием, — с помощью девочки мы станем частью этого мира. Если удастся — в пантеоне над стфари появится богиня войны.

Повисло молчание. Ксе выжидающе переводил взгляд с одного участника беседы на другого, пытаясь разобраться с новой информацией. В его компетенцию не входит исправление пантеонов, он всего лишь шаман, выполняющий просьбу своей стихии, и что ему делать теперь?..

— Анса, — внезапно раскрыл рот Жень. — Я вот сколько смотрю, понять не могу — а ты? Ты — чего бог?

Менгра добродушно засмеялся, окончательно перестав быть мрачным и грозным, и встал с сундука. Ансэндар улыбнулся смущенно.

— Раньше, — сказал он, — дома, был… одного, а теперь, наверное, другого… — и он озадаченно пожал плечами. Верховный жрец смотрел на бога сверху вниз, чуть сощурившись, и странноватые искры не гасли в темных глазах.

— Надежды, — сказал Менгра-Ргет Адрад-Катта. — Надежды.

Когда Менгра вел их с Женем к гостевым комнатам, зычно окликая своих домашних и требуя постелей и ужина, во внутреннем кармане куртки у Ксе завибрировал телефон. Рядом с сердцем; и сердце шамана оборвалось, рухнув в живот. Руки похолодели, волосы на голове приподнялись, сбилось дыхание. Шаман даже не понял, испытывает интуитивный страх или что-то иное — слишком сильной и шокирующей оказалась физиологическая реакция. Мокрый от пота, деревянными пальцами он вытащил мобильник.

— Чего? — встревоженно обернулся Жень.

Шаман стоял и пялился на трезвонящий телефон. Номер не определялся.

— Блин, — прошептал он. — М-мать…

— Это кто?

— Понятия не имею…

Руки дрожали так, что мобильник мог выскользнуть, и Ксе невольно взялся за него поплотнее; это и помогло разобраться в ощущениях. Будь звонок опасен, внутри не родилось бы безотчетного желания его сберечь.

В кнопку Ксе попал с первого раза.

— Да, — просипел он беззвучно, и выговорил тверже, — алло?

— Здравствуйте, — с ленцой сказал в трубке безразлично-вежливый голос. — Прошу прощения за беспокойство. Мне ваш телефон дал Широков, Лейнид. Меня зовут Даниль Сергиевский.

Синий к красному, белый к желтому и снова синий — складывались детали, пластмассовые, окрашенные ровно и без затей; детали уголком и прямоугольничком, большие и маленькие, одинаковые и разные. С одной стороны пупырышки, с другой пустота, по бокам гладкое, а если перевернуть, то в пустоту можно налить воды, но она обязательно расплещется, и мама будет ругаться… Ковер в папином кабинете толстый, мягкий, по нему удобно ползать на коленях, но человечки на нем не стоят — падают, и башню приходится строить широкую…

Конструктор был огромный и сложный, дочери не по возрасту; то, что изображалось на схеме — целый кусок города — она собрать не могла, и играла в дорогущий набор Лего как в кубики, складывая разноцветные коробки и просто стенки. В рот она детали уже не тянула, но отец не без печали сознавал, что многоцветный город с коробки так никогда и не будет собран. Хозяйка-то вырастет, только и конструктор, и схема до той поры не доживут.