Филипп Дик - Убик

Джо неожиданно ощутил себя бабочкой, бьющейся в стекло реальности, бабочкой, находящейся снаружи и не имеющей возможности узнать, что происходит внутри.

Неожиданно ему в голову пришла новая жутковатая концепция. «Допустим, — подумал он, — что Ранкитер в самом деле надиктовал это на магнитофонную ленту, предполагая — основываясь на смутной информации, полученной от ясновидящего, — что взрыв бомбы убьет его, а все остальные останутся живы. Лента была надиктована, но предположение оказалось ложным: Ранкитер не погиб. Это мы расстались с жизнью, как утверждает надпись в туалете, а он продолжает существовать. Перед взрывом бомбы он отдал распоряжение, чтобы лента с рекламой была показана именно в этот момент, и, поскольку позже он не отменил свой приказ, телевизионная станция выполнила его желание. Это объясняло несоответствие слов Ранкитера по телевизору надписи, которую он сам оставил на стене туалета. Только так можно объяснить оба этих сообщения». Джо не мог найти никакого другого объяснения, которое соответствовало бы этим фактам.

Разве что Ранкитер играет с ними, запутывает их, подталкивает то в одну, то в другую сторону. Словно некая необычайная могущественная сила, преследующая их, вмешивающаяся в жизнь. Сила, действующая в мире живых существ, или же в мире полуживых, или, неожиданно пришло ему в голову, в обоих мирах. В любом случае она решающим образом влияет на их ощущения и будет сильно влиять на то, что их ожидает. Может быть, не на сам процесс распада, — прикинул он. — Это от нее не зависит. Хотя… Может быть, и этот процесс подчиняется ее действию, хотя Ранкитер и не хотел в этом признаваться. Ранкитер и «УБИК». Ubiquity — это значит «вездесущность», вдруг понял он. Наверное, от этого слова происходит и название аэрозольного препарата, о котором говорил Ранкитер. Впрочем, вполне возможно, что его вообще не существует, скорее всего, это очередной обман, который должен еще больше их дезориентировать.

«Мало того, — думал он, — если Ранкитер жив, то мы имеем дело не с одним, а с двумя Ранкитерами. Один из них, настоящий, пребывает в реальном мире и пытается войти с нами в контакт; другой — фантасмагория, от которого в мире полуживых осталось лишь тело — труп, выставленный на публичное обозрение в Дес Мойнес, штат Айова. И логически продолжая это рассуждение, мы невольно приходим к выводу: все остальные люди — Рэй Холлис или Лен Ниггельман — также всего лишь продукты воображения, реальные прообразы которых остались в мире живых. Трудненько же во всем этом разобраться». Ему вовсе не нравилась такая концепция. Однако он был вынужден признать, что с точки зрения симметрии она безукоризненна, но, с другой стороны, она казалась ему излишне хаотичной.

«Ладно, — решил он, — выскочу на минутку, возьму эту бесплатную пробу «УБИКа», а потом отправлюсь в Дес Мойнес. В конце концов реклама говорила именно об этом. В типичной для нее хвастливой манере она дала мне понять, что с «УБИКом» будет безопаснее. Такое предостережение следует принять во внимание, — решил он, — если я намерен остаться в живых или сохранить состояние полужизни. Одно их двух».

Он вышел из такси на крыше своего жилого блока и, спустившись вниз по эскалатору, оказался перед своими дверьми. Монета, полученная от кого-то — он уже не помнил точно, от Пат или Эла, — открыла ему двери, и он вошел внутрь.

В жилой комнате ощущался слабый запах горелого жира — аромат, с которым он не сталкивался со времени своего детства. Заглянув на кухню, он обнаружил причину этого запаха. Автокухарка сместилась во времени, превратившись в старинную газовую плиту фирмы «Бак» с забитыми горелками, с покоробленной, плохо закрывающейся дверцей духовки. Какое-то время он тупо смотрел на этот старый, изрядно подержанный агрегат, потом заметил, что подобная метаморфоза произошла со всем кухонным оборудованием. Аппарат, поставляющий газету на дом, исчез совершенно. Тостер рассыпался и превратился в причудливое, отвратительного вида устройство, которое уже нельзя было использовать по назначению. Холодильник превратился в огромную, питающуюся от сети машину, — реликвию, вынырнувшую бог знает из какого отдаленного прошлого. Эта модель была еще древнее того старого барахла производства «Дженерал Электрик», что показывалось в телерекламе. Менее всего изменилась кофеварка, и изменение это произошло в лучшую сторону: теперь на ней не было отверстия для монеты и ею можно было пользоваться бесплатно. То же самое произошло, как он отметил, со всеми остальными кухонными принадлежностями. Во всяком случае, с теми, что остались на местах. Так же, как газетный аппарат, исчезло устройство для ликвидации мусора. Он попытался вспомнить, какими же еще принадлежностями он располагал, но воспоминание о них уже стало делаться туманным; он оставил это занятие и вернулся в гостиную.

Телевизор отбросило во времени далеко; теперь перед глазами Джо стоял старинный радиоприемник фирмы «Этуотер-Кент» в корпусе из темного дерева с диапазонами длинных, средних и коротких волн. Он обнаружил антенну и провод заземления.

— Господи помилуй! — недовольно проговорил он.

Но почему телевизор не превратился просто-напросто в беспорядочную груду пластиковых и металлических деталей? Ведь он был собран из них, а не из древнего радиоприемника. Телеприемник был формой, вставшей на место других форм; формы поочередно следовали друг за другом как кадры на кинопленке.

«В любом предмете, — размышлял Джо, — должны жить в каком-то остаточном виде его предшествующие формы. Прошлое — хотя и скрытое под поверхностью, затаившееся — продолжает существовать и может выявить себя на свет божий, как только наросты последующих форм исчезнут каким-либо образом. Мужчина не содержит в себе юношу, — думал Джо, — но всех предшествующих мужчин. А история насчитывает столько тысячелетий…

Обезвоженные останки Венды. Тут тоже проявилась нормально функционирующая преемственность формы. Последняя форма подошла к концу, к исходу, и за ней — никакой новой формы, никакой следующей фазы, ничего того, что мы называем развитием. На этом, наверное, и основана старость — отсутствие новых форм, ведущее к деградации и огрублению. Разве что в этом случае все произошло неожиданно, в течение нескольких часов.

Но разве еще Платон 7 7 Платон (428–348 г. до н. э.) — древнегреческий философ-идеалист не утверждал, что есть некий внутренний элемент, неподверженный распаду? Это древний дуализм, согласно которому тело и душа были разными элементами. Тело пришло к концу, как в случае с Вендой, и душа вырвалась из него, как птица из клетки, направляясь в какое-то другое место. Возможно, — подумал он, — чтобы возродиться заново, согласно тому, что говорит тибетская книга мертвых. Господи, — думал он, — я надеюсь, что это правда. Должны же мы когда-нибудь встретиться снова? Как в «Винни-Пухе»: существует другая часть леса, в которой мальчик и его медвежонок всегда смогут играть вместе… Это неуничтожаемая категория, — решил он. — Так же, как все мы. В какой-то момент любой из нас вдруг обнаружит себя вместе со своим медвежонком в новом, более светлом, более устойчивом мире».