Олег Дивов - Лучший экипаж Солнечной. Саботажник. У Билли есть хреновина

– Я что–то не то сказал? – насторожился Рашен.

– Да нет… Эх, чтоб меня! Ну–ка, ты вот что… Отпили от этого урода кусок поаппетитнее, а я за ним сам приеду. Где–то, бля, через полчасика.

– А как же саперы? – ехидно спросил Рашен.

– Зае…л, – ответил Рабинович и отключился.

* * *

Когда вице–адмирал Рабинович, навьюченный кофром с деталями организма капитана Мейера, покинул борт «Тушканчика», к Рашену зашел старпом.

– Он самогонку взял? – деловито спросил Боровский.

– Нет, – помотал головой Рашен, задумчиво разглядывая свои ногти.

– Тогда отдайте, – потребовал Боровский. – Я тут, пока суд да дело, с его ребятами договорился насчет батарей к «маузерам». А то у нас некомплект. Сто десять стволов рабочие, а еще десяток заряд не держит.

– На! – сказал Рашен брезгливо, пинком выдвигая канистру из–под стола.

– Спасибо.

Боровский исчез за дверью, с кем–то там переговорил и тут же вернулся.

– А еще говорят, что копы взяток не берут, – заметил он.

– Это хорошие копы, – хмуро сказал Рашен. – Они нам помочь хотят.

– Ага, как же. Конечно, это совершенно не мое дело…

– Зае…л.

– Фу, патрон! Всего–то полчаса с Бобби поговорили и уже выражаетесь, как потомственный Рабинович.

– Извини, вырвалось. Но ты меня этой своей присказкой достал. А у Бобби действительно тяжелый случай. Я еще с училища помню – минуту с ним поболтаешь, а потом матюки так из тебя и сыплются. И с чего он такой?

– На улице вырос, – объяснил Боровский. – Вы это, драйвер… Типа не обольщайтесь. Не помочь они нам хотят. Они группой F свою задницу от чужих прикрывают.

– Это точно, – вздохнул Рашен. – И знаешь, Жан–Поль, я из разговора с Бобби вынес одну вещь. Он на самом деле чужих боится. До ужаса боится. Он на все готов, лишь бы его кто–нибудь от них защитил.

– Они, может, еще и не придут…

– А он уже готов. Большая редкость в наши дни, чтобы кто–то воспринимал чужих настолько всерьез. Кто их сейчас боится? Тот, у кого достаточно информации, чтобы в их существование поверить. Армейская разведка, да и то не вся. Ну, мы с тобой. А больше ведь никто. И вдруг – целый вице–адмирал полицейских сил! Командир единственной полноценной эскадры в их ведомстве. Интересно, а, Жан–Поль?

– Интересно, – кивнул Боровский, присаживаясь на край стола. – Так что он вам сказал? Так и сказал, что боится?

– Нет. Как раз этого он не говорил.

– А чего же ему надо?

– Ему надо, чтобы мы пошли на Землю и устроили там государственный переворот.

– Чего–о? – изумился Боровский.

– Понимаю твою реакцию, – улыбнулся Рашен. – Она ничем не отличается от моей.

– Ни хрена себе – полицейский! – высказался старпом.

– Очень даже полицейский. Наш Бобби, оказывается, человек с идеями. Ему опостылел народный капитализм. Он считает, что на самом деле это диктатура. И знаешь, в чем–то он прав. Когда вся планета становится одной большой холдинговой компанией…

– Если бы меня спросили… – привычно начал Боровский, поймал укоризненный взгляд Рашена и перешел к сути. – Я, может, и безыдейный тип, но мне тоже кажется, что Бобби прав.

– Н–да? – хмыкнул Рашен, задумчиво кривя бровь.

– Там же все делается не для блага народа, а для блага компаний. Почему мы воевали с колониями? Это фирмы защищали сырьевую базу. И какую! Сперматозоиды и яйцеклетки! Казалось бы – отпусти красножопых на волю и покупай у них материал, сколько влезет. Ан нет, все хотят даром! Задарма людей побольше наплодить, чтобы было кому на них горбатиться! А система кредитования? Каждый от рождения уже по уши в долгах! Хотя его–то уверяют, что это ему только на пользу… Вы сами подумайте! Нехорошо у нас на Земле. Во всяком случае, мне так кажется.

– А кому так не кажется? – спросил Рашен.

– Тем, кто доволен. И тем, кому наплевать. Ну, и дуракам еще.

– Это восемьдесят процентов землян, Жан–Поль. Если не девяносто.

– Сейчас меньше, драйвер. Гораздо меньше. Очень многие задаются вопросом, почему это Венера и Марс решили не копировать земную схему, а провозгласили республики.

– Куцые у них республики. Недалеко от нас ушли.

– Ну, шеф, им пока что жрать особо нечего. Тут поневоле задумаешься, какое правление самое рациональное. Но в принципе… Рано или поздно там будет настоящая демократия. А что касается землян, так нужно просто как следует покопаться в Сети. И все станет ясно насчет их мнения. Шеф, мы же военные! Мы живем в своем крошечном мирке, отгородившись ото всех, и чем больше нас пинают, тем плотнее мы закрываем ворота. Мы просто ничего толком не знаем о нормальной жизни!

– Ты думаешь, что там, внизу, нормальная жизнь? – спросил Рашен. – Сомневаюсь. Если там все ОК, откуда такой громадный конкурс в десант?..

– Вот именно! – воскликнул Боровский.

Рашен тяжело вздохнул.

– Не по душе мне все это, – признался он. – Ох не по душе.

– Это оттого, что вы русский, драйвер. Вам положено.

– Что мне положено, ты, антрополог хренов?!

– Ого, какие слова! Вам положено, чтобы все на свете было не по душе, вот что вам положено.

Рашен задрал глаза к потолку и медленно пробормотал себе под нос какие–то русские слова.

– И нечего ругаться, – сказал Боровский примирительно. – Может, выпить принести? Я знаю, у вас, у русских, серьезные решения только со стаканом принимаются.

Рашен покосился на старпома и агрессивно выпятил челюсть.

– Ты меня разозлить хочешь, да? – спросил он.

– Очень, – честно сказал Боровский. – Шеф, как я рад, что Бобби начал этот разговор!

– Скорее, этот еврейский заговор. Чего тебе надо, Жан–Поль? Чтобы группа F огнем и мечом привела человечество к счастью?

– Очень даже может быть.

– Твой Рабинович пообещал нам месяц.

– Почему это он «мой» Рабинович? Он такой же мой, как и ваш. Что значит – пообещал месяц?

– Если группа F не добьется реабилитации мирным путем и нам придется доказывать свою правоту силой, Бобби целый месяц будет ползти от Пояса к Земле. Если увидит, что наша берет, еще притормозит. А если… Ну, ты понял. В этом случае все равно у нас будет месяц, и мы сможем уйти на Венеру.

– А сыграть на нашей стороне?

– Это для него слишком. И потом, он в любой ситуации намерен беречь силы. Если нас разобьют, драться с чужими будет он.

– Хороший коп, – признал Боровский.

– А я что говорю? Конечно, хороший. Только ругается через два слова на третье.

– Ну, мы им дадим копоти! – воинственно заявил Боровский. – Уж за месяц–то…

– Я не уверен, что мне этого хочется, – сказал Рашен.

– Вам захочется, – пообещал Боровский. – Вы, главное, почаще думайте о том, что у вас на родине диктатура олигархического капитализма.

– У меня на родине одни развалины, Жан–Поль, – сказал Рашен, и в голосе его вдруг зазвенела тоска. – От моей родины остался только пепел. Мы заслонили вас собой, и нас больше нет.