Юрий Никитин - Мегамир

Тучи над ним сгущались, а Кирилл не чувствовал себя гордым дубом, чтобы подвижническим выстаивать под ударами молний, терпеть стада свиней, которые пытаются содрать кору, рвут его корни в поисках желудей... И все-таки половину лета он просидел на раскладном стульчике перед чертополохом, вместо того, чтобы как нормальный ученый выпрашивать больше часов работы с компьютерами, чертить графики, писать заявки на оборудование, требовать средства, людей.

Правда, когда он вернулся из Малого Мира, никто уже не посмеивался над его чудоковатостью, победителей не судят, но с того времени уже прошло два долгих года. Это два столетия в нашем быстро меняющемся мире. Почти так, как в Малом.

Мощная лампа солнца висела уже над головой. От жары начал плавиться небосвод, тяжелые капли солнечных фотонов больно били по голове, сползали по плечам, спине. В черепе мозгам вроде бы становилось тесно, как забродившему тесту.

Стараясь заставить себя работать, Кирилл начал поголовную перепись. В прошлый раз он насчитал 897 постоянных жильцов, из них 650 тлей, остальные — трипсы, листоблошки, божьи коровки, клещи, сирфиды, пауки, моллюски... А сколько визитеров? Тех же муравьев? Такое не смоделируешь. В искусственных муравейниках муравьи ведут себя совсем иначе...

Он еще спорил с оппонентами, подбирал убийственные доводы — Кирилл был из тех, у кого остроумие проявляется на лестнице... И вдруг — на чертополох снова упала тень. Точнее, не упала, а обрушилась. Тень была такой густоты и мощи, словно дотянулась с Луны. В ней, как в черной дыре, сразу умолкли кузнечики, погасли божьи коровки, исчезли бабочки.

— Здр-р-равствуй, Кирилл Владимирович! — прогремело с небес.

Кирилл вскочил, опрокинул стульчик. Перед ним высился Ногтев. Вокруг него нарушалась гравитация, изгибалось пространство-время и, как от квазара, струилась странная мощь.

— Здравствуйте, — пролепетал Кирилл. Он запоздало понял, что о приезде Фетисовой или Немировского не стали бы предупреждать самого директора института.

Ногтев раздвинул каменные губы, на миг вспыхнул протуберанец улыбки:

— Не ждали? А я просил задержать вас до конца дня. Рассеянный народ ученые!

— Нет-нет, — ответил Кирилл торопливо, — меня предупреждали. Это я сам... Пойдемте ко мне?

Ногтев шагал рядом, искоса рассматривая Кирилла. Кирилл тоже украдкой посматривал на шагающий монумент, стесняясь разглядывать слишком пристально. Неловко разглядывать в упор горбунов, инвалидов, и хотя Ногтев вроде бы не горбун, не инвалид, но его переразвитая мускулатура, слабо замаскированная валиками жира, злорадно кричит, что ее хозяин когда-то больше работал бицепсами, чем извилинами, а это, по глубокому убеждению Кирилла, и было наибольшим уродством.

— Вы не изменились, — решил Ногтев наконец. — Сколько пробежало? Полтора года? А как вечность... Нет, два года. Помню, вы требовали немедленно повторной экспедиции к этим... черным лазиусам.

— Было такое, — ответил Кирилл неохотно. — У вас хорошая память даже на мелочи.

— Ну это не мелочи... Что удивительно, двух лучших испытателей перевербовали! Едва отбился от Фетисовой и Немировского. Не обижайтесь, что отказали. У нас жесткая программа, свое бы успеть.

У корпуса, где у Кирилла была комнатка, Ногтев отмахнулся. У подъезда стояла длинная легковая машина. Дорогая, блестящая, она выглядела взбунтовавшимся компьютером: из распахнутой дверцы свисали безжизненно человеческие ноги. Одна штанина задралась, по голой ноге ползла крупная муха.

— Подъем, Володя, — негромко велел Ногтев.

Водитель вскочил, одурело помотал растрепанной, словно ее запекали в духовке, головой. По красному лицу бежали мутные струйки пота. Сонно улыбаясь, он быстро обогнул машину, распахнул дверцу:

— Прошу вас, Аверьян Аверьянович!

Ногтев приглашающе повел ладонью:

— Кирилл Владимирович?.. Прокатимся, поговорим.

Сиденье дружески приняло Кирилла в объятия. Не машина, а сплошной деловой комфорт без крупицы развратной роскоши. Бесшумно тронулась с места, словно электромобиль, но скорость набирала как ракета. Дорожные столбы почти сразу же слились в серую полосу.

— Вы были, — сказал вдруг Ногтев, — руководителем первого длительного выхода в Малый Мир.

— Я не был руководителем.

— Ну-ну, вы забыли. Испытатели называют руководителем вас. И по назначенному сверху, то есть моему назначению, и по авторитету, что ценнее, как вы понимаете. Я тогда здорово рисковал, Кирилл Владимирович! Вы хоть понимаете?

— Понимаю, — тоскливо ответил Кирилл. — Я тоже живу на этом свете.

— Вам повезло, все прошло удачно. Мне не только не снесли голову за самовольные действия, а даже милостиво изволили похлопать по плечу.

— Только-то? — удивился Кирилл.

— Ну премии не главное ведь?

— Не главное. Но только не все прошло удачно. Фетисова была серьезно ранена.

— Разве серьезно? А вот затем в самом деле все стало очень серьезным.

Дальше Ногтев не проронил ни слова. У массивного здания из серых гранитных глыб они оставили машину, поднялись на второй этаж. Оглянувшись от дверей на машину, Кирилл увидел торчащие ноги водителя.

В кабинете Ногтев кивнул Кириллу на кресло, продолжил, словно разговор не прерывался:

— Очень серьезно. Погибло несколько человек. Сейчас в Малом Мире уже действует постоянная станция. Персонал — двенадцать человек. Осталось двенадцать. Включая Фетисову и Немировского, которые не являются специалистами. Они сейчас не то охранники, не то ковбои, не то эти... которые таскают корм в муравейник.

— Фуражиры, — подсказал Кирилл.

— Вот-вот, фуражиры. И вообще единственные подсобники.

Лицо Ногтева стало темным, морщины на лбу стали резче. Кирилл сказал осторожненько, стараясь как-то приглушить боль Ногтева:

— Я слышал, что в любом новом деле существует процент допустимости несчастных случаев... Когда испытывали шаттлы, вроде бы отпустили на программу до двадцати катастроф.

Ногтев бросил глазами молнию:

— Не слышал. В нашей передовой стране таких циничных расчетов быть не может. Человек — звучит гордо, человек — высшая ценность, человек... Ну да ладно! Беда в том, что несчастных случаев на станции становится не меньше, а больше. А ведь живут под бронированным колпаком, где все необходимое, включая любое оружие. Почти любое. Вы втроем прошли голыми и босыми через ад, побывали в муравейнике и вернулись невредимыми...

— Да где же невредимыми?

— Не спорьте. Вы не видели, что было потом! Потом начались потери.

Он тяжело дышал, огромные ладони сжались в кулаки. Кирилл поерзал, горячо сочувствуя, осторожно поинтересовался:

— А что... намерены сейчас?

Ногтев разжал кулаки, положил ладони на стол. Его запавшие глаза остановились на лице мирмеколога: