Коллектив авторов - Апокалипсис отменяется (сборник)

– Одно дело – бабы, а другое – дочь. Единственная.

Лора уперла руку в бок.

– А за что любить такую дочь? – спросила с вызовом. – Я ж ни фига не умею! Бездарь. Полный ноль.

Алину кольнула жалость к этой девушке, ершистой, но такой беззащитной. До планки, что поставил отец, не допрыгнуть, просто не под силу, потому нарочито громко топает в обратную сторону: «Говоришь, я тупая? Да, вот такая, и еще тупее! И ниче со мной не поделаешь, безнадежна, так что отстань…»

– Лора… Я мало тебя знаю, но все же уверена: в чем-то ты лучшая. Есть то, что делаешь лучше всех.

– А-а, подлизываешься! – усмехнулась Лора. – Да-а?

– Нет, – ответила Алина спокойно. – Бездарных людей не бывает вообще. Есть те, чьи способности пока не раскрылись… или не признаны окружающими.

Что-то дрогнуло в лице Лоры. Нахальная ухмылка сползла с губ, рот приоткрылся, глаза расширились.

– Ты… Ты правда так думаешь?! Я вышивать очень люблю. Коврики с картинами, с пейзажами, замками всякими… Только разве ж это дело – это баловство, как папа говорит. Еще люблю готовить. Один раз вместо повара ужин для папы сварганила, так он и не отличил! Потом, правда, кто-то настучал, и папа меня выругал – на хрена, мол, на кухне самой, когда целый штат прислуги, им за это платят… Ну, не этими прямо словами, но… Вышивки повыкидывать грозился, чтоб от учебы не отвлекали, я их на всякий случай спрятала. Как приедем домой – сразу покажу! Тебе ж интересно?

– Очень, – заверила Алина. – С удовольствием посмотрю.

Лицо Лоры озарила улыбка, так похожая на отцовскую, и Алина улыбнулась в ответ. Хорошо, что удалось наладить контакт с этой девочкой, им жить в одном теле, если…

Лора заправила Алине за ухо прядку, коснулась щеки.

– Лучше б нам жить в твоем теле, – заключила наследница. – У тебя такие волосы, и кожа хорошая без всякой пудры и тона… Жаль, папа не разрешит. Ладно, пошли назад, а то он злобствовать начнет.

– Итак, что решили? – спросил Вацлав, как только они появились в зале.

Алина замялась. То, что узнала о Минском за последние минуты, не добавило желания работать на него.

– Я… Можно подумать еще?

– Неделю, – милостиво разрешил Вацлав. – Мой ник в скайпе знаете. Напишете одно слово – «да» или «нет». Я пойму.

Алина набрала «нет», палец замер над клавишей Enter. В горле пересохло, нестерпимо захотелось пить. Она поспешила на кухню, где налила себе минералки. Теперь захотелось в туалет. Она разозлилась на себя, понимая: это проделки той части «Я», что не хочет упускать выгодное предложение.

«Соглашайся, дура! – гремело в голове. – Ну где еще будешь получать двадцать тысяч в месяц?!»

«Что толку от денег, если нельзя их тратить, как считаешь нужным? – возражал другой голос. – Ты будешь покупать только то, что нужно Лоре. Ходить только туда, где положено бывать ей. Сейчас ты себе хозяйка, а там тобой будет распоряжаться Минский!»

«Можно и стерпеть – ради таких-то деньжищ! Будешь складывать их в банк, благо ни на жилье, ни на еду, ни на одежду тратиться не надо. Сколотишь капитал, приумножишь, играя на бирже, знаний и навыков хватит, а там можно и мир менять добрыми делами…»

«Но я столько еще не испытала в жизни! Своей, а не Лориной…»

«Да, как же Лора? – живо подхватил первый голос. – Каково ей будет, если откажешься? Ты успела стать девочке другом – может быть, первым в жизни. Не жаль ее?»

«Жаль, – искренне признала Алина. – Но не настолько, чтобы жертвовать собой».

Задребезжал телефон – не мобильный, старенький проводной, что сдается вместе с квартирой, не выкидывать же хозяйское. Она бросилась в комнату. Это родители, больше некому, по старинке думают, что звонить с городского номера на городской дешевле, хотя и мобильная связь теперь стоит копейки.

Она схватила трубку.

– Алло!

– Аленька…

– Да… папа?

Она едва узнала по голосу. Прежде легко перекрывал гул, жужжание и рев множества механизмов на стройках, где отец командовал бригадой, а теперь тих, как шорох опавшего листка по стеклу.

– Аленька… Прости, что тревожу такими новостями… Мама… очень больна.

Алина стиснула трубку так, что та скрипнула.

– Что с ней?!

– Рак, – донеслось на грани слуха.

– Что?!

Пол будто качнулся. Буйная майская зелень за окном выцвела, посерела, голос из трубки доносился, как сквозь тонкую стену:

– …операция – двести тысяч глобо. Надо собрать за год, не то будет поздно… Где нам взять столько? Только продать квартиру. Ничего, Аленька, если поживем пока у тебя? Недолго, пока себе угол не снимем… не стесним.

Алина до боли прикусила губу. За что им такая беда?! Будто мало страшной болезни, так еще покинуть… не квартиру – Дом, где каждую полочку отец выстрогал сам, каждую плитку мать расписала цветами, столько лет обустраивали с любовью и заботой, так прикипели телом и душой, что оторвать – только с мясом… Хуже того, и эта жертва может не спасти: за крошечную однушку на окраине двести тысяч вряд ли кто даст…

– Аленька, – в тревоге позвал отец, – ты меня слышишь?

– Слышу, папа. Не надо… квартиру. У меня есть… будут такие деньги.

– Приходит в себя, – послышалось из темноты.

Алина открыла глаза. Белый полоток, яркий свет. Справа окно, в нем кусочек голубого неба. Когда ее привезли в эту палату вчера вечером, в окне виднелись звезды и серпик луны.

Она лежит в постели, рядом сидит на стуле врач, разглядывает с профессиональным вниманием. Алина напрягла память, но не вспомнила его имени. За его спиной возле двери стоит незнакомая медсестра.

– Как себя чувствуете? – спросил врач.

– Вроде нормально, – ответила Алина. Голос пророкотал в горле, непривычно низкий. Она пошевелила пальцами, слушаются неохотно.

Подняла ладонь – пальцы толще и короче, ногти обрезаны почти под корень, кожа чуть смуглее. Как странно, необычно… Она снова подвигала пальцами, неловкими, будто в толстой перчатке. Чужая плоть, как перчатка, насажена на свое, привычное…

– Что-нибудь беспокоит? – поинтересовался врач.

– Я… совсем не чувствую ее. Другую. В смысле, Лору. Я та же – только в другом теле.

– На первых порах это нормально, – успокоил доктор. – Ваша вторая личность проснется, когда заснете вы. Потому, если потянет в сон раньше привычного времени, не сопротивляйтесь, ложитесь сразу. Ей тоже нужно время от времени бодрствовать.

– Когда я засну?

– Точно сказать нельзя. Из двух личностей в теле доминирующей становится одна – обычно та, что пробудилась первой. В данном случае это вы, Алина. Доминирующая личность – домин – бодрствует от четырнадцати до восемнадцати часов в сутки, вторая – альт – соответственно, от шести до десяти.

Алина потерла лоб. Чужая кожа грубее, жирнее, какой-то бугорок – прыщик? – на лбу. Она запустила пальцы в волосы, непривычно жесткие и густые, нахлынула тоска. Все не так, все другое, возврата к прежнему не будет… К глазам подступила влага, но Алина стиснула зубы. Выплачется потом, когда оставят одну, сейчас надо поддерживать беседу и выглядеть по возможности спокойно, это ее первое испытание. Она выдавила на лицо судорожную улыбку.