Филип Дик - Человек из Высокого Замка

— Очень мало, — сказал Пфердхуф. — Крепкий старикан. Сейчас ему, должно быть, под восемьдесят. Кажется, в свое время он ратовал за развертывание японской космической программы.

— Но безуспешно, — заметил Райс.

— Не удивлюсь, если узнаю, что он приезжает сюда в чисто оздоровительных целях. Многих старых японских военных привлекает здешний госпиталь, оснащенный немецким медицинским оборудованием, недоступным на родине. Естественно, это не афишируется: патриотические убеждения и так далее… Я думаю, кому-то из наших следует подежурить в госпитале «Ю. С.», на случай, если Берлин прикажет не спускать с генерала глаз.

Райс согласно кивнул. Старый генерал, возможно, замешан и в торговых спекуляциях, которых в Сан-Франциско хоть отбавляй. Его старые связи могли здорово пригодиться уже теперь, на пенсии. Если, конечно, это действительно так. В шифрограмме он назван генералом, но отнюдь не генералом в отставке.

— Как только добудете фото, — приказал он, — распечатанные копии направьте нашим людям на аэродром и в порт. Может, он уже здесь. Вам известно, сколько такое сообщение идет до нас. Конечно, окажись генерал в Сан-Франциско, все претензии Берлин предъявит нам. Следовало-де перехватить его еще до того, как из Берлина отправили депешу.

Пфердхуф проговорил:

— Я заверю время получения шифрограммы из Берлина. В случае каких-либо осложнений мы сможем опираться на доказательства. С точностью до одного часа.

Райс поблагодарил его. В Берлине любили перекладывать ответственность на других. На этот счет у него имелся немалый опыт. Такого рода неприятности происходили слишком часто.

— На всякий случай, — попросил он, — отправьте ответ на шифрограмму. Сообщите примерно следующее: «Ваши инструкции сильно запоздали. Интересующая вас личность уже находится в нашей сфере. Вероятность перехвата ничтожна». Добротно и достаточно туманно сформулируйте что-нибудь в этом роде и отправьте. Надеюсь, вы меня понимаете.

Пфердхуф кивнул:

— Отправлю немедленно. Дату и время отправления зафиксирую. — Дверь за секретарем закрылась.

«Приходится быть начеку, — подумал Райс. — Не то через пару дней можно очутиться консулом на каком-нибудь Богом забытом островке у побережья Южной Африки, в обществе своры черномазых. А там, — не успеешь оглянуться, как у тебя уже и черная любовница, и десяток негритят бегают вокруг с воплями „папа“».

Он вернулся к столику и закурил египетскую сигару.

Похоже, его все же оставили в покое. Он извлек из портфеля книгу, которую читал в последнее время. Поудобнее устроился в кресле и принялся читать с того места, на котором остановился в прошлый раз.

«…неужели и впрямь бродил он когда-то по этим тихим улочкам? Как далеки сегодня Тиргартен и беспечное спокойствие того летнего утра. Все это осталось в какой-то другой жизни. И этот давно позабытый вкус мороженого… Теперь им приходилось питаться одной травой, да и то не всегда досыта! «Боже! — взмолился он. — Да кончится ли это когда-нибудь?» Громадные английские танки без устали шли один за другим. Рухнул еще один дом — не разобрать, какой: жилой или магазин, а может быть, школа, — его стены распались и осыпались потоком обломков. Под руинами осталась горстка погребенных заживо, не успевших издать даже предсмертного вопля. Смерть неспешно и методично простирала свои крылья над живыми и искалеченными, над горами трупов, уже начавших разлагаться. Гниющий и распадающийся труп Берлина еще тянул к небу слепые остовы своих башен, но и они. скоро исчезнут бесследно, как эта безвестная постройка…

Юноша увидел, что его руки покрылись черной копотью — смесь сажи пожарищ и сгоревшей человеческой плоти — конечный продукт распада жизненного цикла. «Тут все смешалось», — подумал он, отряхиваясь. Он — больше не пытался рассуждать, им прочно овладело единственное ощущение, если в этом хаосе воплей и взрывов человеческие проявления возможны вообще. Ощущение голода. Шесть дней они питались одной травой, но теперь исчезла и она. Газоны превратились в сплошную воронку. Перед ним возникли нечеткие контуры каких-то жалких человеческих фигурок, они замерли в безмолвной неподвижности и так же безмолвно исчезли: седая старуха в платке и с пустой корзинкой, надетой на руку… однорукий мужчина с глазами, пустыми, как ее корзинка. Девушка. Все они исчезли в хаосе искромсанных деревьев…

А кошмар продолжался.

«Да кончится ли это когда-нибудь? — снова спросил себя юноша. — А если да, то что же дальше? Разве эти станут теперь кормить нас?..»

— Freiherr, — услышал Райс голос Пфердхуфа. — Прошу прощения, что отвлекаю вас. Всего пару слов.

Райс подхватился и захлопнул книгу:

— Разумеется.

«Как оо пишет, — думал он. — Поистине нечто захватывающее. Описание штурма Берлина англичанами настолько выразительно, будто это происходило на самом деле. Бррр…» — его даже передернуло.

«Поразительное свойство литературы, даже самой низкопробной, рассчитанной на массового читателя, так воздействовать на воображение. Не удивительно, что эта книга запрещена в пределах Рейха. Я сделал бы то же». Теперь он уже пожалел, что принялся за чтение, но, увы, — поздно. Придется дочитывать.

Секретарь доложил:

— Здесь какие-то моряки с немецкого судна.

— Ладно. — Райс энергично поднялся и вышел в приемную. Все трое — светловолосые, с простыми взволнованными лицами.

— Хайль Гитлер! — Райс вскинул правую руку в приветствии и одарил их скупой улыбкой.

— Хайль! — выкрикнули они в ответ и принялись совать ему документы.

Заверив бумаги, консул тотчас вернулся в кабинет.

И вновь раскрыл «Тучнеет саранча».

Взгляд случайно задержался на странице, где речь шла о Гитлере. Он не смог оторваться и принялся читать прямо с этого места. Уши его пылали.

«Послевоенный суд над Гитлером, — сообразил Райс. — Боже милостивый! Гитлер — в руках Союзников. Вместе с Геббельсом, Герингом и остальными. И все это происходит в Мюнхене. Гитлер отвечает на вопросы представителя обвинения от США».

«… мгновение спустя всем показалось, будто воскрес из небытия древний, неистово злобный дух. Трясущееся дряблое тело выпрямилось, голова запрокинулась. Сочащиеся слюной губы шевельнулись, исторгая лязгающий полушепот:

— Deutche, hier stehe ich [17] Немцы, здесь я стою… (нем.). . — Зал заседания зашумел. Повсюду напряженные лица: русские, американцы, англичане, немцы. «Да, — подумал Карл. — Вот оно… Кое-что становится очевидным… они не просто победили, самое главное, они разоблачили этого сверхчеловека, показали, чего он стоит на самом деле. Только…»

— Freiherr…

Райс увидел, что секретарь снова находится в кабинете.