ФилипДик Дик - Человек в высоком замке

У мистера Уиндема-Матсена комментариев не нашлось. И тут он внезапно сообразил, чьих это рук дело. Фринк и Маккарти. На прощанье они сказали, что кое-что предпримут. Вот оно. Но понять, что именно им удалось сделать, из слов Келвина он не мог.

Его охватил какой-то мистический ужас. Эти двое добрались до экземпляра, сделанного еще в феврале, — что они там подменили? Шло, видимо, к тому, что эти двое могут обратиться в газеты, в полицию или даже к представительству буратин в Сакраменто. Жуткое дело! Он не знал, чем успокоить Келвина, только бормотал в трубку несущественные утешения и каким-то образом все же закончил разговор.

Когда он положил трубку, то обнаружил, что Рита уже вернулась в гостиную из спальни и слушает разговор, беспрестанно расхаживая по комнате. На ней была уже только коротенькая черная комбинашка, и светлые волосы свободно спадали на обнаженные, чуть тронутые веснушками плечи.

— Сообщи в полицию, — посоветовала она.

«Вот еще, — подумал У-М. — Дешевле выйдет заткнуть пасть этим ребятишкам. Выдать им пару тысчонок. Или чуть больше. Возьмут — видимо, этого и добиваются. Мелкота мелко и плавает, для них эта сумма почти состояние. Вложат ее в свое дело да и прогорят за месячишко».

— Нет, — покачал он головой.

— Почему? Я поняла так, что все это похоже на вымогательство, а это преступление.

Ну как ей объяснить? Он привык платить людям; в конце концов, это была та же часть накладных расходов, что-то вроде платы за услуги, налог на прибыль. Если, разумеется, сумма достаточно скромна. Впрочем, в ее рассуждениях был определенный смысл… Он задумался.

«Я дам им эти две тысячи, — принялся составлять план действий Уиндем-Матсен. — И все равно пойду в полицию. С тем знакомым инспектором поговорю, из Гражданского отдела. Пусть-ка пороется в их досье, а ну как там завалялось кое-что любопытное? Если придут еще раз — будет чем их встретить.

Например, — начал припоминать он, — ходили слухи, что Фринк — жиденок. Изменил форму носа и фамилию. Дело совершенно простое, надо только сообщить германскому консулу. Тот потребует у японцев его выдачи. Заберут этого педика да и живо утилизуют, как только перетащат через демаркационную линию. В штате Нью-Йорк печки еще сохранились».

— Как странно, — с изумлением взглянула на него девушка. — Вот уж никогда бы не подумала, что могут шантажировать и людей твоего положения.

— Послушай, — отмахнулся он, — весь этот антикварный бизнес вообще сплошная нелепица. А япошки — лопухи, да и только. Сейчас ты поймешь, в чем дело.

Он поднялся, отправился в кабинет и тут же вернулся с двумя зажигалками, которые и положил на кофейный столик.

— Вот, взгляни. Не отличишь, правда? А теперь слушай. Одна из них совершенно историческая. — Он усмехнулся. — Возьми, возьми в руки обе. Разберись-ка, одна из них сто́ит… ну, примерно сорок или пятьдесят тысяч долларов. Любой коллекционер их с радостью выложит.

Девушка взяла зажигалки и принялась тщательно изучать.

— Ну, что? Ощущаешь историчность?

— А что это такое — историчность? — капризничала девушка.

— Как что? Когда вещь заключает в себе историю. Так вот, одна из этих штуковин находилась в кармане Франклина Делано Рузвельта в тот миг, когда на него совершили покушение. А другая — просто зажигалка. В первой — куча истории, она сама — история. Найди-ка мне другую вещицу, в которой истории было бы больше. А во второй нет ничего. Чувствуешь, а? — Он все еще продолжал подначивать ее. — Не чувствуешь. Не можешь сказать, какая из них какая. Нет вокруг нее никакого мистического ореола, нету никакой такой ауры.

— Послушай. — Девушка взглянула на него широко раскрытыми глазами. — Что, в самом деле? Одна из них была у него в тот самый день?

— Клянусь. И я знаю, какая именно. Ты пойми, о чем я говорю. Все эти исторические реликвии — сущее шарлатанство, люди обманывают сами себя. Винтовка, из которой в тридцатых прикончили какого-нибудь знаменитого гангстера, точно такая же, как любая другая той же модели. И останется такой, пока ты не узнала, в какую историю она влипла. Но все это тут. — Он постучал по голове. — В мозгу, а не в винтовке. Когда-то я сам был коллекционером. Я марки собирал, постепенно в этот бизнес и вошел. Марки, ранние, Британской Колонии.

Девушка отошла к окну и встала возле него, скрестив руки на груди. Внизу под ней расстилались огни Сан-Франциско.

— Мои мама и папа часто говорили, что если бы он тогда остался жив, то мы войну бы не проиграли, — медленно произнесла она.

— Ну и вот, — продолжал Уиндем-Матсен, не вслушиваясь в ее слова. — Предположим, что в прошлом году канадское правительство или кто угодно обнаруживает матрицы, пластины, с которых печатались старые марки. И чернила. И запасы…

— Нет, не верю, что одна из зажигалок в самом деле была у Рузвельта, — перебила его девушка.

Уиндем-Матсен расхохотался.

— Так ведь я тебе о чем?! Подобные истории приходится подтверждать документально, бумажками. Справками, свидетельствами об аутентичности. Так что все это — сущая ерунда. Бумажка главнее, а не сама вещь.

— Покажи мне, пожалуйста, свидетельство.

— Чего проще. — Он вскочил с места и снова направился в кабинет. Снял там со стенки обрамленный и застекленный сертификат Смитсоновского института и пошел обратно в гостиную. Свидетельство и сама зажигалка обошлись ему недешево, но тех денег стоили — потому что давали ему возможность демонстрировать свою правоту в подобных случаях. Доказывать, наконец, что слово «подделка» в итоге не означает ничего, потому что ровно столько же означает слово «оригинал».

— «Кольт-44» — это просто такой револьвер, — сказал он с самого порога девушке. — Речь может идти о его конструкции, о калибре, а вовсе не о том, когда его изготовили. И связано это с…

Она протянула руку, он передал ей документ.

— Значит, настоящая вот эта, — сказала она чуть погодя, прочитав бумагу.

— Да, именно эта. — Уиндем-Матсен взял в руки зажигалку с длинной царапиной на боку.

— Ладно, — вздохнула она. — Я, пожалуй, пойду. Встретимся в следующий раз. — Она положила на столик свидетельство и вторую зажигалку, встала и пошла в спальню одеваться.

— Почему? — разволновался Уиндем-Матсен, отправившись следом. — Ты же знаешь, сегодня не будет никаких проблем, жена еще несколько недель пробудет в госпитале. Отслоение сетчатки — дело серьезное. Я же тебе объяснил.

— Да не в том дело.

— Но в чем?

— Вызови мне, пожалуйста, рикшу, — попросила Рита. — Я пока оденусь.

— Да отвезу я тебя… — раздраженно ответил Уиндем-Матсен.

Она вышла одетой и, пока он доставал из шкафа плащ, расхаживала по комнате. Казалось, она чем-то угнетена или даже впала в депрессию. «Прошлое делает людей печальными, — подумал он. — Ну и черт с ним, только зачем надо было все это затевать? Но она такая молоденькая, откуда было знать, что она помнит его имя?»