ФилипДик Дик - Человек в высоком замке

Несомненно, это были самые жуткие строки в книге, вмещающей в себя более трех тысяч строк. А вот в целом суждение гексаграммы было очень благоприятным.

Как это понять?

Откуда взялось это противоречие? Такого с ним никогда раньше не случалось: удача и гибель одновременно, что за странная судьба? Будто Оракул собрал в одну бочку тряпье, кости, мусор и сухие какашки, потряс бочку и вывалил ее содержимое на землю. «Будто две кнопки сразу нажал, — подумал о своей участи Фринк. — У меня теперь будто взгляд двоится».

Нет, так не бывает. Или одно, или другое. Удача и беда вместе не ходят.

Или…

Например, удачными могут оказаться попытки основать свое дело, суждение отчетливо на это намекает. А верхняя линия, проклятая верхняя линия… она, похоже, относится к чему-то более серьезному, к беде, которая постигнет не только его. Трагический исход, который ожидает всех?

«Война! — подумал Фринк. — Третья мировая война. Смерть двух миллиардов обитателей Земли, конец цивилизации. Словно град, с неба сыпятся водородные бомбы».

Силы небесные! Что это значит?! Я замешан во всем этом деле? Или кто-то другой, о ком я не знаю, но почему тогда об этом сообщают мне? Или сегодня об этом сообщат всем сразу, кто обратится к Книге? Проклятые физические теории о синхронных событиях, о том, что всякая частичка вещества связана со всеми остальными и уже и чихнуть нельзя без того, чтобы не нарушить равновесие Вселенной?! Веселенькая шуточка, только смеяться нисколечко не охота. Открываешь книгу, а там тебе пять тысяч лет назад сообщают о таком, что лучше бы и не знать никогда. И при чем тут Фринк? Фринк тут ни при чем, заверяю вас.

Я зашел, чтобы забрать свое барахлишко, открыть лавочку, начать свой ерундовый бизнес, и мне нет никакого дела до этой Дерьмовой шестой линии. Буду жить как живется, работать, пока работается, а рухнут эти стены в ров, так для всех рухнут. Вот что сообщает мне Оракул. Судьба нас всех как захочет, так и настигнет, а ты занимайся лучше пока своим делом. Вот и все.

Суждение гексаграммы относилось только к моей работе. А шестая линия — для всех.

«Я же очень мал, совсем незаметен, — думал Фринк. — Я умею только прочесть, что написано, взглянуть вверх, опустить голову и брести с миром по своим делам дальше, словно бы и не прочел на Небе ничего особенного. Господь не уполномочил меня бегать по улицам, чтобы криками и воплями возглашать остальным горькую правду».

В силах ли кто-нибудь изменить ход истории? Или все мы вместе, или кто-то один, великий? Или просто тот, кто в нужное время оказался в удачном месте? Случайно, просто потому, что так вышло… И вся наша жизнь держится на этом…

Закрыв книгу, Фринк покинул холл и отправился обратно в цех. Поймав взгляд Маккарти, он махнул ему рукой в сторону закутка, где они недавно разговаривали. Предложил продолжить.

— Знаешь, чем дольше я размышляю, тем больше мне нравится твоя идея, — сообщил он подошедшему мастеру.

— Вот и чудесно, — повеселел тот. — А теперь слушай. Надо добыть денег у Уиндема-Матсена. — Он подмигнул Фринку. — И я знаю, как это можно сделать. Да, я ухожу вместе с тобой. Ты видел мои эскизы. Они ведь неплохи, правда? Знаю, что хороши.

— Ну… конечно… — Фринк от изумления открыл рот.

— Давай встретимся вечером, — предложил Маккарти. — У меня. Приходи часиков в семь, и мы поужинаем. Вместе с Джин, если тебя мои сорванцы не пугают.

— Хорошо, — согласился Фринк.

Маккарти похлопал его по плечу и отошел к своему станку.

«За последние десять минут я проделал немалый путь, — подумал Фринк, собирая свои инструменты. — Так подобные вещи и должны происходить. Благоприятная возможность и…

Всю жизнь я ждал чего-то подобного. И если Оракул говорит, что „нечто должно быть достигнуто“, то так оно и есть. Угадать время — вещь великая, но что такое „время“? Что такое „подходящий момент“? Все переходит, как меняется гексаграмма, в которой есть скользящие черты… Боже?! Но ведь верхняя линия этой проклятой гексаграммы у меня и была скользящей?! Значит, инь переходит в ян и гексаграмма одиннадцать порождает гексаграмму двадцать шесть, „Воспитание великим“, а я об этом забыл…

Потому-то меня так ошарашила эта проклятая шестая строка… Я забыл о том, что время движется, вот и получил, осел этакий, этот ужас. Время движется, одиннадцатая переходит в двадцать шестую, и все в полном порядке!»

Но все же, несмотря на радость от своего открытия, Фринк не мог вытравить из памяти жуткие строки.

«Ничего, — подумал он. — К семи вечера от них и следа не останется».

Дело, затеянное Эдом, может выгореть. Идея у него просто замечательная. И отступать нельзя.

«Пока я никто, — размышлял Фринк. — Но если дело пойдет в гору, то, как знать, может быть, мне удастся вернуть Джулиану. Я знаю, что ей нужно, — ей нужен серьезный мужчина, с весом в обществе, а не какой — то чокнутый пройдоха. Раньше, да, мужчины были мужчинами. Но давно, еще до войны. Где они теперь?»

Ничего удивительного, что Джулиана мечется с места на место, от одного к другому. Просто сама не знает, что ей нужно, чего требует ее физиология. «Я знаю, — решил Фринк. — И я добьюсь этого. Вместе с Эдом. Чего бы это мне ни стоило — ради нее».

Роберт Чилдэн вернулся в свой магазин после ланча. Обычно он ел напротив, в закусочной, и времени на это уходило у него примерно полчаса. Сегодня же он управился куда быстрее — минут за двадцать. Вчерашняя трата времени на визит к мистеру Тагоми до сих пор сказывалась на аппетите.

Вчера, возвращаясь обратно, он сказал себе: «Все, никаких частных визитов, никаких звонков. Делами надо заниматься только в магазине».

Два часа он показывал Тагоми образцы. С дорогой туда и обратно — все четыре. Куда уж там было открывать магазин. За весь день, выходит, он продал одну-единственную вещицу — Миккимаусовы часики, вещь, конечно, дорогую, но все же…

Чилдэн отпер «Американские шедевры», отправился в угол помещения повесить плащ на вешалку, а когда обернулся, то сразу же обнаружил посетителя. Белого. «Ничего себе сюрприз…» — изумился он.

— Добрый день, сэр, — сказал Чилдэн, едва поклонившись.

Буратино, видимо. Стройный, слегка смугловатый. Одет неплохо, по моде. Вот только держится немного скованно да и вспотел — лоб блестит.

— Добрый день, — пробормотал посетитель, расхаживая по магазину и глядя по сторонам. Потом подошел к прилавку, достал из кармана плаща небольшой лощеный футляр для визитных карточек и достал оттуда одну — многоцветную, не без изящества исполненную.

На карточке был герб Империи и военный значок. Военно-морские силы. Адмирал Харуша. Роберта Чилдэна это впечатлило.

— Адмиральский флагман, — пояснил посетитель, — в настоящее время находится на рейде Сан-Франциско. Авианосец «Сиокаку».