Мир приключений 1969

В назначенный день ровно в десять Мурзин доложил Строкачу:

— Мы все обдумали, товарищ генерал. Решили и дальше драться в тылу врага.

— Я был в этом уверен. — Строкам поднялся из-за стола и крепко обнял Мурзина.

Мурзин и его друзья были зачислены в чехословацкую группу...

Первым, кого они увидели в лесной школе, был высокий, подтянутый брюнет с колодкой орденских планок на груди.

— Начальник школы, — представился он.

Потом он долго беседовал с каждым в своем кабинете. Интересовался всем. Откуда родом? Есть ли родственники? Где воевали? В каких диверсиях участвовали? Много ли уничтожили вражеской техники? Что нового подметили в действиях немецких карательных отрядов?

Только к обеду знакомство было закончено, и начальник пригласил Мурзина и его товарищей осмотреть школу. Сначала он повел их к двухэтажной деревянной даче.

— Жить будете здесь, на втором этаже. Вместе с чехами и словаками. Дом этот у нас интернациональный. Здесь разместятся и поляки, и венгры, и румыны, и... немцы. Все они будут вашими братьями по оружию, по борьбе с фашизмом.

Они поднялись на второй этаж, прошли в огромный зал, уставленный кроватями. На одной из них сидел офицер в форме чехословацкой армии. Другой офицер в такой же форме стоял у окна.

— Знакомьтесь! — сказал начальник школы. — Эти товарищи прибыли из Москвы. Они служили в чехословацком корпусе генерала Свободы, а теперь вместе с вами будут заброшены в тыл врага.

Офицер, сидевший на кровати, встал. Это был широкоплечий человек, с правильными чертами лица и глубоко посаженными голубыми глазами.

— Надпоручик Ян Ушияк, — представили его.

— Рад познакомиться, товарищ, — мягким голосом сказал Ушияк.

— Да вы хорошо говорите по-русски! — удивился Мурзин.

— Я не только могу говорить по-русски. Я умею даже ругаться, — улыбнулся Ушияк, протягивая руку. — Но мы будем дружба, будем... будем хорошо воевать... будем бить фашистов... А пока, для первого знакомства, пойдемте вместе обедать, — предложил он.

В столовой Ян Ушияк рассказал Мурзину, что он и его друг Ян Милек словаки, коммунисты. Осенью сорок первого года они попали в немецкую армию и были брошены под Одессу. Но воевать на стороне Гитлера, поработившего их родину, они не пожелали и поэтому, когда их дивизия вступила в бой, сразу же перешли на сторону Красной Армии.

За обедом Мурзин узнал, что его новые друзья сражались с гитлеровцами на Первом Украинском фронте, откуда и прибыли в эту школу.

— Здесь мы изучаем ваш опыт партизанской войны. Хотим помогать своему народу, — закончил Ян Ушияк.

— Надо скорее туда, в Чехословакию, — добавил его товарищ. — А начальник школы говорит, что надо снова учить подрывное дело, стрелять по мишеням. Так вся война без нас кончится.

— Ничего, и на вашу долю останется, — вмешался начальник школы. — Но прежде необходимо усвоить тактику партизанской войны. Наши товарищи вам в этом помогут. Вот, к примеру, Мурзин. Он уже много партизанил. Поначалу на Украине, а потом и в Молдавии. Он вам может дать добрый совет. Возможно, вместе с ним и полетите к себе на родину.

— Содруг Мурзин окажет нам большую честь, если согласится сражаться с фашистами на нашей земле, — сказал Ян Ушияк.

— Согласиться недолго, — ответил Мурзин. — Только не знаю, как ваш народ нас встретит. В нашей стране весь народ был с нами. Без народной поддержки ни один партизанский отряд не выживет...

— О, содруг Мурзин, в Чехословакии народ тоже будет с нами! Вы там будете, как здесь, дома. Ты откуда, на какой земле родился?

— Я из Уфы, — вздохнул Мурзин. — Слышали такой город?

— О! — еще больше оживился Ушияк. — Это же есть наша вторая родина. Это недалеко от города Бузулук. Мы там формировали нашу новую часть. А в Уфе жил Клемент Готвальд. А еще раньше жил Ярослав Гашек. Я очень хорошо знаю Уфу. Там добрый, хороший народ. У нас в Чехословакии тоже добрый, хороший народ. Полетишь с нами, сам увидишь.

В голосе Ушияка, во всем его облике было столько неподдельного дружелюбия, что и Мурзин и его друзья прониклись к нему искренним уважением.

Через несколько дней капитана Мурзина вместе с надпоручиком Ушияком вызвали на совещание к начальнику школы. Там в небольшом зале собрались партизанские командиры.

Член ЦК Компартии Чехословакии обратился к собравшимся:

— Дорогие друзья! Гитлеровское гестапо со свойственной немецкой педантичностью истребляет цвет нашей нации — ее наиболее выдающихся деятелей. Устанавливая новый порядок в Европе, фашисты не останавливаются ни перед чем. Чехословацкий народ стонет под гнетом оккупации. Центральный Комитет Компартии Чехословакии обратился в ЦК ВКП(б) и к Советскому правительству с просьбой оказать помощь народному восстанию, которое мы готовим на территории Словакии. Нам нужны опытные кадры партизанских командиров, которые могли бы помочь нашим людям советом и делом. Чехи и словаки ждут помощи от советского народа. Там вас встретят как братьев. Ведь у нас один враг и одни цели.

После совещания Ушияк и Мурзин долго бродили по сосновому лесу. Ян Ушияк с любовью рассказывал новому другу о своей родине, о людях, которые ждут их далеко за Карпатами.

Мурзин не предполагал тогда, что судьба надолго свяжет его с этим человеком.

...Вспоминая подробности недавнего прошлого, капитан время от времени поглядывал на звездное небо, раскинувшееся за иллюминаторами. Неожиданно на темном фоне сверкнули ослепительные вспышки. Разноцветными гусеницами поползли ленты трассирующих пуль. Но по-прежнему ровно урчали моторы. Самолет приближался к линии фронта.

Уже не один раз перелетал Даян Мурзин через этот огненный рубеж. Бывало, щупальца прожекторов освещали кабину, словно вспышки магния, осколки зенитных снарядов барабанной дробью стучали в металлическую обшивку самолета. Но в такие моменты он обычно чувствовал себя уверенно и спокойно. Его всегда больше пугала тишина — ожидание чего-то непредвиденного и потому страшного.

Слух уже привык к ровному рокоту моторов и не воспринимал его. А там, за этим рокотом, и притаилась в ночи тишина. И потому гулко забилось сердце, тошнотворный комок подкатил к горлу. Но Мурзин улыбнулся, вспомнив поговорку, услышанную от летчиков: «Кому суждено быть сбитым, тому никогда не быть повешенным».

Самолет тряхнуло, небо разорвалось огненными вспышками. Будто красные шарики, начали лопаться за бортом разрывы зениток. Линия фронта!

И как ни странно, Мурзин сразу почувствовал облегчение, ту самую собранность и спокойствие, которые всегда приходили к нему, когда опасность приближалась вплотную. «Раз не попали с первого раза, значит, самое страшное уже позади».

В противозенитном маневре летчики швыряли самолет из стороны в сторону. Сверкающие зарницы разрывов вспыхивали то с правого, то с левого борта, освещая напряженные лица людей в кабине самолета. Эта пляска смерти продолжалась не более одной минуты. И разом погас огненный фейерверк, смолкли разрывы. Самолет выровнялся, и снова стало слышно ровное гудение его моторов. Линия фронта медленно таяла за хвостом самолета, растворяясь в ночи.