Владимир Яценко - Бог одержимых (сборник)

— Само собой, капитан Данилов…

Она энергично кивнула. Платье в соответствующих местах дрогнуло. Я мог поклясться, что лифчика под ним не было. И, честное слово, мне уже было всё равно, машина она или нет…

— Что-то я не понял, Лукич, — издалека, будто из другого мира донёсся до меня мой собственный голос. — Вы что же, отдаёте мне Лин и корабль. А сами?..

— Мой юный друг, — усмехнулся Лукич. — По дороге к этому дворцу ты не заметил, случаем, сколько там кораблей стоит? Но за заботу спасибо. Не часто обо мне кто-то беспокоится…

— Понятно, — сказал я. И обманул: на самом деле, я ничего не понимал. — Разрешите откланяться?

— Откланяться? — изумился Лукич. — Очнись, человече! Ты у себя дома. Это я, ребята, у вас что-то засиделся…

Он встал со стула и двинулся к лестнице.

Я поднялся и пошёл за ним.

— Капитан Данилов, — обратился я к нему уже в шлюзе. — А что мне делать дальше? После того, как я разгоню баржу с рудой?

— Да что хочешь, то и делай! — он пожал плечами. — На то и свобода. Но мне бы хотелось, чтоб ты сюда вернулся. Как разгонишь сцепку — отстреливай буксир и возвращайся. Буксиру-то ещё около года до Луны лететь. А мы тут с тобой за это время, что-нибудь придумаем…

— Например?

— Например… — он призадумался. — Например, откроем прокат подержанных космолётов инопланетян. Кстати, а ты вообще куда собрался? Меня не обязательно так далеко провожать…

Мы уже успели спуститься к самому низу лестницы.

— Да так… — я махнул в сторону буксира. — Хочу кое-что забрать со своего "Пилигрима"…

— Вот как? — удивился Лукич. — И что же там ценного?

— Да вот… — я был так смущён, что даже не пытался этого скрыть. — Шлём, ЭФГ-приёмник, декодер… Мало ли? Вдруг придёт такой день, что мне понадобится помощь…

Фальшиво отзвучали жидкие аплодисменты. Остатки публики, не сумевшие незаметно покинуть аудиторию во время доклада, рассыпались по проходам и, дробно перестукивая каблуками, всосались в двери.

Докладчик — высокий молодой человек со злым неприветливым лицом, откалывал со стендов плакаты с чертежами и графиками. Кнопки выскальзывали из его дрожащих пальцев, сыпались на пол, и он, еле слышно чертыхаясь, отфутболивал их прочь.

Я подошёл к кафедре, облокотился о лекторский стол и старательно изобразил задумчивость, разглядывая доску, густо усеянную мелом.

— А вам чего надо? — неприязненно спросил молодой человек. — Ещё один специалист по насмешкам?

Я простил ему очевидную грубость и тяжесть слога. На его месте любой бы расстроился: переворошить гору литературы ради сорокаминутного доклада для трёх десятков невежд, которые не видят разницы между бубликом и кольцом Буля…

— Не стоит их винить, — миролюбиво заметил я. — Вместо обещанной единой теории поля вы убедительно доказали, что уравнения Максвелла и Эйнштейна несовместимы.

— Отрицательный результат — тоже результат!

— Идеология неудачников! Давайте не будем заниматься самообманом. Отрицательный результат — это свидетельство беспомощности исполнителя, и больше ничего.

— Дмитрий! — представился мой визави, протягивая руку.

— Тем более, — продолжал я, игнорируя дружественный жест, — что вы были на правильном пути, и только поверхностное знакомство с теорией функции комплексного переменного не позволило вам заглянуть немного дальше.

— Что? — его ладонь сжалась в кулак. — Что вы сказали?

Вместо ответа я подошёл к доске, взял мел и тряпку.

— Ветошь перед лекцией смачивать надо! Смотрите, вот здесь, когда вы интегрировали по контуру… и ниже, после дифференцирования по мнимому времени…

Я внёс основные исправления. Обращать внимание на мелкие ошибки было не в моих правилах. О мелочах пусть заботятся те, кому это нужно. Заодно можно выяснить — а нужно ли им это?

Напряжение за моей спиной испарилось, словно капли дождя на гальке июльского пляжа. Я почувствовал, как внимание Дмитрия сосредоточилось на доске.

Я передал ему мел. Тряпку оставил на столе: она ему скоро понадобится.

Вернувшись в зал, сел в первом ряду. Люблю людей! Минуты не прошло, как он был готов придушить меня за одно только сомнение в его компетенции. А сейчас забыл обо мне напрочь! С отвратительным визгом мел царапал доску, вычёркивая старые ошибки и вписывая новые.

Минут через десять Дмитрий окончательно запутался и, не оборачиваясь, поискал у себя за спиной тряпку. Нащупав её, попытался что-то стереть. Ага! Как же! На этом клочке материи влаги было не больше, чем в тканях египетской мумии, пролежавшей в песке тысячу лет.

С минуту он пытался очистить от записей хотя бы часть доски. Из густого облака пыли послышался кашель. Я сдержанно улыбнулся.

— Чёрт меня побери! — закричал он, швыряя мел.

Мел раскололся и шрапнелью разлетелся по аудитории. На доске осталась большая жирная точка, приподнявшаяся над знаком гамильтониана в правой части уравнения условного равновесия.

— Уже!

— Что? — он вспомнил о моём присутствии. — Кто вы такой?

Я улыбнулся и, подойдя к кафедре, положил на стол визитку.

— Как наскучит метание камушков, приходите. Есть свободное местечко за партой…

И пошёл к выходу.

— Подождите! — окликнул меня Дмитрий. — Я понял: при ускорении заряда объединяются электрические и магнитные переменные, а при ненулевой третьей производной пути к уравнениям Максвелла цепляются уравнения Эйнштейна… Эй! Я не кончил!

— Это вы с женщинами кончайте! — бросил я, подходя к дверям. — На математику больше сил останется…

Дмитрий появился в моей лаборатории год спустя.

Бледный, осунувшийся, небритый.

Я следил за его публикациями: две статейки в "Национальном геофизическом" и одна в "Физическом вестнике". Не густо? Как сказать…

Он нёс фанерный ящик. Развевающиеся полы плаща были заляпаны грязью.

— Здрасьте! — громко поздоровался Дмитрий и тут же устремился к доске.

Мы как раз с одним из аспирантов заканчивали разбор довольно неожиданного следствия из весьма тривиальных предположений. Дело касалось теплофизики электролитов, в частности, поведения ионов в температурных полях сложной формы. На первый взгляд к проблемам Дмитрия эти вопросы не относились. А дважды на что-либо смотреть он пока не научился: схватил губку (влажную, между прочим!) и вытер доску. Потом отобрал мел у аспиранта и принялся инкрустировать плоскость своими рунами.

Я извинился и отпустил аспиранта, но вскоре заметил, что присутствующие оставили работу и, сгрудившись у меня за спиной, наблюдают за вязью формул Дмитрия. Тогда я жестами предложил разобрать стулья, и вскоре мы все, удобно устроившись, наблюдали за разворачивающимся спектаклем.