Владимир Яценко - Бог одержимых (сборник)

Вот только нет у меня возможности порадовать корреспондента вниманием. Фанат симбиотического будущего заканчивает свою лекцию неожиданно:

— А ведь я давно хотел поговорить с вами.

— Со мной?

— С таким, как вы, — поправляется врач. — С отказником. С расистом, ксенофобия которого не позволяет радоваться жизни вместе с остальным человечеством.

Вот тебе и "раз"! Я настораживаюсь: "подсадить" симбионта против воли хозяина невозможно. Но не следует забывать, что я на "Кассиди" — цитадели мутуализма. Это здесь выдумывают новые мутуал-гибриды. Это здесь придумали эффект киберэха, связав нервную ткань тестацелла с компьютером. Как оказалось, именно этой, животной составляющей, не хватало для успешной реализации проекта "искусственный интеллект".

А ещё есть проекты адаптации человека к инопланетным условиям. Программы "Океан — людям" и "Венера без скафандров". Не слыхали? Вам повезло.

— Как вас зовут? — спрашиваю я.

— Анатолий.

— Дело в том, Анатолий, что интересы человечества могут представлять только люди. И мнение мутана о том, что чела радует, а что нет, сводится совсем к другому вопросу…

— Какому же? — врач поощрительно кивает.

— К вопросу о том, что человеку следует сделать, чтобы стать мутаном.

— Тогда уже "мутуном", — доброжелательно поправляет Анатолий. — Но вам не кажется, что отказ признать человеком симбиотическую пару человека и лемаксы, нуждается в доказательстве?

— Это следует из определения: больше, чем человек, — не человек.

— Зубные протезы? — напоминает Анатолий. — Контактные линзы? Искусственное сердце? Контроллер связи прямого подключения к компьютеру?

— Вы психотерапевт?

— Не угадали, — улыбается врач. — Хотя, думаю, помощь такого специалиста вам бы не помешала.

— Мне не нужна помощь!

— Разумеется, — Анатолий пожимает плечами. — Все расисты бредят своей исключительностью и самодостаточностью. И ни один не может толком сформулировать претензии…

— Вы убиваете перспективу!

— Это вы о мутуалах? Женщины управляют развитием плода. Генетически устойчивое преобразование нижних конечностей в русалочий хвост, а лёгкие в жабры — давно не чудо. И потомство вполне здоровое. Через год-два сможем наблюдать вторую репродукцию. Ареал обитания, с учётом толщи мирового океана вырастает в миллион раз…

— Я не хочу этого слышать!

— Боитесь? — насмешливо спрашивает врач. — Опасаетесь, что передумаете? Я бы мог организовать вам экскурсию по станции.

— Не нужно.

— А ведь причины вашего расизма очевидны. Всё дело в вашей исключительности. Вы — незаурядная личность. Вы способны вести за собой. Ваша судьба — указывать путь. Лидер! Вожак! Не будь мутуалов, вас бы почитали за супермена. А так… по нашей шкале — ничего выдающегося. Вот вы и беситесь. Не можете нам простить, что физическое совершенство, на которое у вас ушли годы, мы получили без напряжений и усилий.

Я молчу. Неведомый корреспондент опять шалит с проводкой. Стиснув зубы, я слежу за мерцанием лампочки.

— Только всегда остаётся вопрос… — он делает многозначительную паузу.

Но мне нет до него дела: я занят — пытаюсь разложить сигналы по ячейкам матрицы.

— …Как бы возросли ваши возможности, Семён, если бы вы согласились на соитие? А ваши сомнения в превосходстве мутуала над человеком больше похожи на кокетничанье, чем на размышления. Вы-то для себя уже давно всё решили!

— Вот как?

— Женщины, — напоминает врач. — Почему-то уверен, что человеческим женщинам, вы предпочитаете мутуалок. Неутомимые и безотказные. Никаких шансов случайного "залёта", никаких ссылок на месячные или мигрень. Вы не можете назвать ни одного преимущества человека перед мутуалом!

— Почему же? Могу… запросто!

— Вот как? — ого! Он растерян! — О чём это вы?

— У меня перед вами есть одно бесспорное преимущество: я не доживу до того дня, когда "неутомимые и безотказные" пошлют вас нахрен, по причине полного отсутствия интереса к мужской половине. И рожать, кстати, будут только девочек. Поскольку пенис — всего лишь рудимент на теле ваших мутуальных перспектив… как аппендикс или третье веко.

— Слова, — кивнул врач. — Риторика. А по существу есть что-нибудь?

— Слабость женщины — главный стимул мужчины стать сильнее. Забота, защита, понимание… ничего этого больше нет. Связь прервана. Каждый — сам по себе. Это означает, что тот социум, к которому вы идёте — не человечество, а что-то другое. Лучше или хуже — другой вопрос. Главное — другое. Не человечество.

— Мужчина стал сильнее, — настаивает врач. — И женщина стала сильнее. Среднестатистическая пара мутуалов многократно превосходит самую крепкую пару людей во всех смыслах. Устойчивость человеческой популяции выросла в миллионы раз. Интервал температур, гравитация, газовый состав атмосферы, питание… теперь вся растительная группа годится в пищу. Что бы ни росло, оно приемлемо для наших желудков. Никаких "терниев и волчцев"…

— "Не хлебом единым"… — вяло цитирую древнюю книгу.

— …"Сыт человек", — подхватывает мутан. — Неужели не слышите, что это о нас сказано? Это не намёк или подтекст, — это прямое указание на мутуальное прошлое человечества. Мы всего лишь вернулись к истокам. Через боль, смерть… но возвращение!

Створки корсета расходятся. Процедура окончена, и я избавлен от необходимости "вопить в пустыне". Он всё равно не услышит.

А значит, — я свободен.

В каком-то смысле, конечно.

Потому что в дверях появляются двое мордоворотов. И то, что они оба в белых халатах, не может ввести меня в заблуждение: конвой, он и в "белом" — убой.

Бытие. Гл. 3. Ст. 15:

…"и вражду положу между тобою и между женою, и между семенем твоим и между семенем её".

Слизни — гермафродиты.

Путь от процедурной до моего изолятора далёким назвать трудно. Два лестничных пролёта и коридор с полсотни метров, в центре которого двери моего отсека. Наверное, именно поэтому встреча с Борисом для меня — полная неожиданность. Он бодро шагает навстречу. Мы останавливаемся примерно посередине коридора, неподалеку от моих дверей.

Изобретательно, чего там… лихо! И как-то очень по-человечески. Сведение счётов, — это ли не по-людски?!

"Шкафы", что у меня за спиной, конечно, — его приятели. Но корить себя за невнимательность — глупо. Кто же в глаза конвою смотрит?

— И что дальше? — улыбаюсь я своей напасти.

Он кивает приятелям, и те уходят. Чтобы, значит, не мешать. Или не попасть под горячую руку…

— Да вот, — говорит Борис. — У нас тут одно дельце нерешённым осталось.

Ситуация перестаёт быть забавной, — я не слышу в его голосе злости. Это пугает.

— Давай-ка ещё раз, Семён. С того места, на котором в прошлый раз остановились.