Владислав Михайлов - Потаенные ландшафты разума

За­пре­щаю се­бе о них ду­мать и вся­кий раз, столк­нув­шись с но­вым слу­ча­ем, вспо­ми­наю о них. Прав­да, они да­ли мне по­чув­ст­во­вать на­стоя­щую от­вет­ст­вен­ность за чу­жую жизнь. Все чет­ве­ро по­па­ли в су­ма­сшед­ший дом, двое уже умер­ли, а дво­их еще "ле­чат".

До­ма я ска­зал же­не, что­бы она не до­жи­да­лась ме­ня и ло­жи­лась спать. Ве­ро­ни­ка по­смот­ре­ла на ме­ня гру­ст­но-гру­ст­но, но ни­че­го не ска­за­ла.

Я уст­ро­ил­ся око­ло сто­ла, сто­яв­ше­го на­про­тив ок­на. За стек­лом бы­ли вид­ны огонь­ки, ухо­дя­щие до са­мо­го го­ри­зон­та, - на­ша квар­ти­ра на­хо­дит­ся на по­след­нем, че­тыр­на­дца­том эта­же. Я от­крыл тол­стую тет­рад­ку с на­кле­ен­ным на ти­туль­ном лис­те пря­мо­уголь­ни­ком, на ко­то­ром бы­ло круп­но вы­ве­де­но: "Ро­ко­ко".

Топ­чан по­до мной был же­ст­ким, и я не­сколь­ко се­кунд по­ер­зал на нем, уст­раи­ва­ясь по­удоб­нее. Это то­же по­хо­ди­ло на ри­ту­ал и по­мо­га­ло со­сре­до­то­чит­ся, а это бы­ло не­об­хо­ди­мо. Им, не­ве­до­мо­му по­ка Маэ­ст­ро, мне, на­ко­нец.

Я вклю­чил маг­ни­то­фон. Обыч­но мне по­мо­га­ла ду­мать эта му­зы­ка. Ее к то­му же лю­бил мой сын. В этой ком­на­те ни­че­го не из­ме­ни­лось с мо­мен­та его ухо­да, ни стол, ни пол­ки с кни­га­ми, ни топ­чан, стоя­щий по­сре­ди ком­на­ты, ни хо­ло­диль­ник в уг­лу, да­же му­зы­ка иг­ра­ла все та же, как буд­то он был где-то здесь. Он был од­ним из тех чет­ве­рых. Он то­же был трас­сер.

...Са­хар на­блю­дал за тем, как стай­ка мух ле­те­ла око­ло лам­пы, под са­мым по­тол­ком. За осо­бый шик у них счи­та­лось про­ле­теть пе­ред са­мым но­сом си­дя­ще­го за сто­лом че­ло­ве­ка, а то и сесть пря­мо на этот нос. Этот под­виг встре­чал­ся гра­дом ап­ло­дис­мен­тов. Ес­ли же че­ло­век вдруг вска­ки­вал и на­чи­нал в яро­сти го­нять­ся за му­ха­ми, раз­ма­хи­вая по­ло­тен­цем, то, со сме­хом раз­ле­та­ясь кто ку­да, они со сме­хом же встре­ча­ли ги­бель сво­их не­рас­то­роп­ных со­брать­ев по жуж­жа­нию.

Са­хар (а на­до от­ме­тить, что име­на да­ют­ся му­ха­ми друг дру­гу за ка­кие-ни­будь при­стра­стия) был уш­лым му­хом, не слиш­ком прыт­ким в са­мо­убий­ст­вен­ных за­ба­вах и ско­рее да­же с фи­ло­соф­ским скла­дом мыс­лей. По­это­му он лю­бил боль­ше на­блю­дать, чем дер­зать, и пи­тать­ся са­ха­ром (пусть да­же и ред­ко). "От са­ха­ра, - го­ва­ри­вал он, - да­же му­ши­ные моз­ги про­яс­ня­ют­ся, а без это­го дол­го не про­жуж­жишь".

Хо­ро­шо раз­би­ра­ясь в по­ве­де­нии че­ло­ве­ков, ос­то­рож­ный Са­хар за­слу­жил тем не ме­нее наи­луч­шую ре­пу­та­цию со­рви-го­ло­вы. Он пол­зал по ли­цу че­ло­ве­ка, ко­гда тот спал или был пьян, а в дру­гое вре­мя под­зу­жи­вал юн­цов на те же шут­ки и сме­ял­ся, за­жав лап­кой хо­бо­ток, ко­гда лов­кая ру­ка че­ло­ве­ка ло­ви­ла от­важ­ных глуп­цов пря­мо на ле­ту.

Что ж, ему, Са­ха­ру, до чрез­вы­чай­но­сти им­по­ни­ро­ва­ла са­ма мысль вме­шать­ся в жизнь су­ще­ст­ва не­из­ме­ри­мо бо­лее раз­ви­то­го и ги­гант­ско­го по раз­ме­рам. Прав­да, ос­таль­ная му­ши­ная шу­ше­ра счи­та­ла се­бя ни­чуть не ме­нее ум­ной и пре­ис­пол­нен­ной раз­но­об­раз­ных дос­то­инств по срав­не­нию с че­ло­ве­ком, глав­ны­ми из ко­их по­чи­та­лись уме­ния ле­тать и за­би­вать­ся в ще­ли, но сто­ит ли при­ни­мать во вни­ма­ние этих од­но­дне­вок, чья жизнь так ко­рот­ка, что толь­ко пло­до­ви­тость по­зво­ля­ет им быть при­мет­ны­ми в суе­те жиз­ни. Един­ст­вен­ный друг Са­ха­ра, ци­ник, му­хаб­ник и прой­до­ха, звав­ший­ся Дерь­мо, хоть час­то и по­вто­рял к мес­ту и без мес­та: "семь бед - один от­вет", все же не из­бе­жал об­щей уча­сти. Да, ко­ро­ток му­ши­ный век, лишь Са­хар, то ли бла­го­да­ря че­ло­ве­че­ско­му нек­та­ру, то ли осо­бо­му скла­ду мыс­ли и вро­ж­ден­ной ос­то­рож­но­сти, то ли во­ле слу­чая, про­жил столь длин­ную жизнь, что стал пат­ри­ар­хом и свя­тым еще при жиз­ни, и со свой­ст­вен­ным ему юмо­ром, вспо­ми­ная при­яте­ля, до­бав­лял, что тот "уто­нул в соб­ст­вен­ном име­ни".

Рань­ше, ко­гда он был мо­лод, то лю­бил в ти­хий без­вет­рен­ный сол­неч­ный день вы­ле­теть на­ру­жу в боль­шие про­стран­ст­ва (дво­ра), пол­ные опас­но­стей и кра­сот. Без­мозг­лые або­ри­ге­ны рои­лись там и тут, еже­се­кунд­но под­вер­гая се­бя смер­тель­ной опас­но­сти, и еже­се­кунд­но гиб­ли, то по­па­дая в во­ду, то под ру­ки или под но­ги че­ло­ве­кам, - боль­шин­ст­во в страш­ных пас­тях му­хое­дов.

Осо­бен­но он лю­бил сле­дить за без­рас­су­доч­ны­ми брач­ны­ми иг­ра­ми, ко­гда не­умо­ли­мый гу­би­тель­ный рок на­сти­гал сце­пив­шую­ся, по­те­ряв­шую рас­су­док в буй­ной стра­сти па­ру вез­де: в воз­ду­хе, на ле­ту, ка­таю­щую­ся по зем­ле, кам­нем па­даю­щую то в во­до­сточ­ную ка­на­ву, то в на­воз­ную ку­чу.

Пре­зи­рая плот­ские уте­хи и сле­дуя раз и на­все­гда ус­та­нов­лен­но­му хо­ду жиз­ни, Са­хар, не до­жи­да­ясь тем­но­ты и хо­ло­да но­чи, воз­вра­щал­ся в сжа­тое про­стран­ст­во (на треть­ем эта­же), са­дил­ся на свою лю­би­мую люс­т­ру и с ин­те­ре­сом сле­дил за че­ло­ве­ком. По­сле од­но­го слу­чая он, Са­хар, про­ник­ся ува­же­ни­ем к это­му ог­ром­но­му, го­ро­по­доб­но­му су­ще­ст­ву и с той по­ры ис­кал скры­тый смысл в ка­ж­дом его жес­те и по­ступ­ке.

А де­ло бы­ло вот в чем. Од­на­ж­ды от­ку­да-то из замк­ну­тых чер­ных про­странств че­ло­век дос­тал ко­роб­ку, рас­пах­нул ее... Са­хар по­на­ча­лу так ис­пу­гал­ся, что у не­го на не­ко­то­рое вре­мя по­му­тил­ся рас­су­док. В ко­роб­ке ров­ны­ми ря­да­ми си­де­ли му­хое­ды.

Это по­том уже Са­хар раз­гля­дел, что все они бы­ли мерт­вы, ис­кус­но вы­су­ше­ны и насажаны на сталь­ные бы­лин­ки. Это по­том он ча­са­ми рас­смат­ри­вал их жут­кие жва­лы, изящ­но-смер­тель­ные цеп­кие ла­пы с пи­ло­об­раз­ны­ми за­хва­та­ми и ра­зя­щи­ми крючь­я­ми, их ра­дуж­ные па­ры крыль­ев, те­ле­ско­пи­че­ские хво­сты с рож­ка­ми и ги­гант­ские ша­ро­вид­ные гла­за.

Hо в пер­вый раз он, по­тря­сен­ный жут­ким зре­ли­щем раз­но­ма­ст­ных и раз­но­ка­ли­бер­ных му­хое­дов, за­бил­ся в са­мый даль­ний угол лю­би­мой люс­т­ры и бо­ял­ся ше­лох­нуть кры­лыш­ком. Hе мень­шей бы­ла и ра­дость от ско­ро­го от­кры­тия - му­хое­ды мерт­вы! Че­ло­век же бес­по­во­рот­но был за­чис­лен в су­ще­ст­ва, дос­той­ные под­ра­жа­ния и ува­же­ния.

По­это­му се­го­дня, ран­ним пре­крас­ным ут­ром, Са­хар не­ук­лю­же, стар­че­ски под­ле­тел и сел на одея­ло, ко­то­рым был ук­рыт спя­щий че­ло­век. Са­хар си­дел, грел­ся на сол­ныш­ке и ждал.

Ко­гда че­ло­век про­снул­ся, то пер­вое, что он уви­дел, бы­ла боль­шая чер­ная му­ха, си­дев­шая на одея­ле. Ти­хо, не­за­мет­но под­ве­дя ру­ку, че­ло­век хлоп­нул ее, по­том взял за кры­ло и, вый­дя на бал­кон, ски­нул труп вниз. Он не знал, что Са­хар сам вы­брал та­кую смерть, да к то­му же, ес­ли че­ст­но ска­зать, сра­зу же за­был о му­хе и про­сто сто­ял на све­жем воз­ду­хе и ра­до­вал­ся ут­ру, ко­то­рое бы­ло пре­крас­ным.