Андрей Курков - Сказание об истинно народном контролере (География одиночного выстрела - 1)

- Да, - закивал, глядя на Добрынина. - Надо коня выгрузить... Счас, только чай допьем...

И действительно, как только допили они чай из симпатичных "осоавиахимовских" кружек, поднялся летчик, кивнул Федору, мол, тоже вставай, поможешь; и вышли они втроем на мороз.

Пройдя несколько метров, Павел снова ощутил щеками холод, но уже не так сильно щемило, да и чай помог разогреться. Так что не очень-то он обратил внимание на суровость северного климата.

У самолета все трое остановились, поразмышляли вслух, как лучше коня вытащить. Ведь если просто вытолкнуть его - может ноги сломать, все-таки не бог весть как высоко, но конь - не человек, к таким прыжкам не приспособлен. Кончилось тем, что вынесли из домика стол, поставили его прямо под выходом-люком, а сами забрались в самолет и общими усилиями подтолкнули коня Григория к выходу. Тут он, может быть, из-за морозного воздуха, упрямился минут десять, но все-таки в конце концов спрыгнул на стол, пробив в его поверхности одним копытом дырку, а уже со стола и на землю. И сразу закрутился, замотал головой огромной, заржал.

- Видать, холодно ему, - взволнованно сказал Павел и, схватив Григория под уздцы, повел в дом. Следом Федор и летчик внесли поврежденный стол. В этот раз Павлу показалось, что в домике, пока они отсутствовали, стало холоднее. Он хотел коня заставить улечься под свободной стеной, но конь наотрез отказывался, и тогда Добрынин махнул рукой.

Федор сходил за дерном и принес его целую груду. Сушился дерн на наружной стороне дома на гвоздях, обильно вбитых в бревна стен.

Буржуйка радостно зашипела, получив топливную подкормку. А Павел, оставив коня в покое, взял кастрюльку, набрал-наскреб за домом снега, и, вернувшись, поставил кастрюльку у печки. Растопится снег - конь воды напьется.

- Может, сразу и дрова выгрузим? - предложил Федору летчик.

- Та чего спешить! Ты ж еще несколько дней пробудешь! - ответил на это Федор.

Выпили еще чая, потом Федор подошел к стоящей в углу на тумбочке аппаратуре, что-то там сделал, и в комнате раздался писк.

- Это что там? - поинтересовался народный контролер.

- Радиостанция! - горделиво ответил хозяин домика. - Надо ж радировать, что вы долетели!

- В Москву? Товарищу Калинину? - обрадовался Добрынин. - А привет от меня передать можно?

- Нет, - замотал головой Федор. - У нас тут субординация... Я буду радировать в Хулайбу, это город ближний, километров триста отсюда, оттуда прорадируют в Якутск, оттуда в Хабаровск, из Хабаровска в Москву, а уже из Москвы - в Кремль. Вот!

- Можно и прямо в Москву, - сказал, заметив, что Добрынин чуть погрустнел, летчик. - Только не положено, могут за это Федю с работы снять.

- А-а-а, понятно, - протянул Павел. Значит, порядок такой.

- Да, - кивнул Федор. - Порядок. - И в подтверждение этого развел руками.

Потом он уселся на табурет перед радиостанцией, настраивал ее, крутя какую-то черную штучку то влево, то вправо, потом надел наушники, и разнеслась по всей комнате музыка Морзе - даже конь Григорий запрядал ушами, не понимая этих звуков.

Добрынин завороженно следил за Федором, а Валерий Палыч с интересом наблюдал за народным контролером, который подкупал летчика своей простотой и такой несвойственной для этой простоты должностью.

На улице начинало темнеть.

Федор, сняв с головы наушники, опустил их на поверхность радиостанции. Был он чем-то расстроен.

- Что там? - спросил летчик.

- Да все нормально, передал, - отмахнулся Федор. - Просил Полторанина, чтобы он мне что-нибудь из свежих газет прорадировал, а ему Кривицкий не разрешил!

- Да-а, - сочувственно промычал летчик; потом подошел к окну. - Темнеет уже... А я-то опять забыл тебе газеты привезти.

- А здесь когда светает? - спросил Добрынин. И летчик, и Федя посмотрели на него с некоторой малозаметной ухмылкой.

- Месяцев через пять-шесть, - спокойно произнес Федор.

.

- Что?! - вырвалось у контролера. - Как это?!

- Полярная ночь, - значительно произнес летчик. - Здесь все длиннее, и ночь, и день.

- Так это что, теперь полгода темно будет?! - переспросил Павел.

- Да, - кивнул летчик. - Есть, кажется, планы поставить тут мощные электростанции для ночного освещения советского Заполярья, но это намечено только на седьмую пятилетку.

- Эт нескоро... - согласился народный контролер. Заметив, что вода в кастрюльке растаяла, он взял эту кастрюльку и поставил прямо под мордой коня. Григорий наклонился, стал жадно пить.

- А чем кормить его...-растерянно произнес Павел.- Сено есть у вас?

- Да откуда же?! - ответил невесело Федор. - Здесь же кони даже не водятся!

- Слушай,-оживился вдруг Валерий Пальм.-А у тебя есть запасная подкова?! Вот бы здесь на дверь прибить!

- Нет, - со вздохом ответил Павел. - Не дали с собою.

- Плохо, - покачал головой летчик. - Висела бы на счастье. Как у меня дома.

- Ничего, что-нибудь придумаем, - успокоил Добрынина Федор. - Галеты ж он будет есть, только размочить их надо. У меня и тут банок десять, а там, на военном складе, их страшное количество.

Растопив еще полкастрюльки снега, вытрусил туда контролер три консервных банки галет, и сели они втроем за стол играть в домино. Дырку, пробитую копытом Григория, накрыли керосиновой лампой, которую пришлось зажечь из-за проникавшей через окно темноты. На примус снова поставили чайник, доверху наполненный снегом, а в печку-буржуйку накидали еще бурого сухого дерна.

Конь стоял тихо, словно понимал, что накормить его сразу же возможности нет. Стоял и косил одним глазом на прислоненную к печке кастрюльку, в которой плавали черненькие круглые галеты, набухая водой и постепенно становясь пригодными в пищу.

Добрынин оживился во время игры, и настроение его, прямо скажем, улучшилось. В домино выучился он играть в сельском клубе, учил его молодой учитель математики, присланный к ним в село для борьбы с неграмотностью. Вот и сейчас, пытаясь сделать "рыбу", вспоминал Добрынин с благодарностью того белобрысого худого паренька в круглых очках и в общем-то одного с ним возраста. Пробыл он у них в Крошкино почти год, а потом перебросили его куда-то дальше, в самую глушь, в какую-то деревню, где вообще, говорили, не было ни одного грамотного жителя.

Федор и Валерий Палыч в домино играли слабовато - это Добрынин почувствовал сразу и уже минут через десять выиграл первую игру, поставив-таки свою любимую "рыбу" по шестеркам.

Загорелась вдруг на радиостанции зеленая лампочка, и Федор подскочил к тумбочке, надел наушники и присел на стоявший там табурет. Потом отстучал что-то, видимо, в ответ на сообщение.

- Ну, что там? - спросил летчик, когда Федор вернулся за стол.

- В Хулайбе пурга начинается, может и сюда прийти, - ответил Федор.

Валерий Палыч встал.