Л. Константинов - Искатель. 1968. Выпуск №5

Это будет рассказ о тех же самых людях — Алешке Кувшинникове, вечно что-то придумывающем, увлекающемся; постоянном отличнике Андрюше Григорьеве, авторе серьезного дополнения к учебнику физики по разделу «Оптика»; о Толике Сергееве, нескладном, невезучем и добром; о маленькой застенчивой Леночке Голубковой; о Кате Кадышевой; вообще обо всех наших.

И все-таки это будет совсем другой рассказ: я стану старше. А если потом, когда пройдет еще какое-то время и мне захочется написать об этом и в третий раз, это будет уже третий рассказ…

Галактионыч сказал нам однажды: с течением времени взгляды твои меняются, на одни и те же события смотришь по-разному. Сначала мне не очень-то верилось: ну как это может быть так?! А теперь я начинаю верить. Потому что прошло всего лишь полгода с того дня, когда Галактионыч в последний раз ушел из нашего класса, а я с тех пор переживал этот день не меньше ста раз, и каждый раз по-другому.

Галактионыча теперь нет. Нет больше и Установки Радости. Мы больше не вспоминаем о ней, словно ее не было. И произошло все так быстро и неожиданно, что никто даже бы не поверил, если б не случилось этого на самом деле.

Галактионыч заболел почти сразу же после своего дня рождения и еще несколько дней приходил в школу больным, пока врачи не настояли на своем. Он думал, что быстро поправится, и так и сказал нам на последнем уроке, который у нас проводил. А потом прозвенел звонок, Галактионыч собрал с кафедры все свои записи и книги и пошел к двери. Все последние дни настроение у него было просто великолепным, потому что теперь мы решили оставить Установку Радости в его кафедре надолго — до того времени, пока мы не построим другой, которой хватит на всех людей сразу. Погасла световая доска. Дверь за учителем закрылась. Тогда мы не знали, что навсегда…

А еще Галактионыч говорил: человек взрослеет не постепенно, просто в его жизни выдаются иногда такие дни, когда он сразу становится старше и не меняется до следующего такого же дня. Детство, случается, кончается в один день, и взрослым тоже иной раз становишься в течение одного дня. И все это время, пока в наш класс приходили новые учителя — по одному на каждый предмет, — а мы продолжали ждать, когда же снова мелькнет в конце коридора синий халат Галактионыча, никто из нас не знал, что такой поворотный день уже караулит нас, что он совсем близко.

И он пришел…

Я хорошо помню утро — мы втроем, с папой и мамой, сидели а столовой, привычно залитой веселым солнечным светом, и родители расспрашивали меня, что нового в нашей школьной Академии наук, как мы там одни, без Галактионыча. Завтрак оказался очень вкусным, настроение у меня было отличное, и я рассказывал родителям об очередной истории, приключившейся с Толиком Сергеевым…

Потом я вышел за порог. Пластиковые плиты были темными после ночного дождя, в щелях между ними еще не просохла вода, — в ней отражались лучики солнца. Я шел в школу медленно: нарочно вышел из дому чуть раньше. И всю дорогу я подставлял солнцу лицо — хотелось, чтобы оно побыстрее загорело.

У школьных ворот я встретился с Леной, взял ее портфель, и мы вместе пересекли школьный двор, болтая о каких-то пустяках. И вместе мы поднялись по лестнице в тот класс, где должен был состояться первый урок. Учитель был совсем молодым, первый год в школе; и мы замечали иногда, что он очень волнуется, и тогда старались показать ему, что урок очень нам интересен.

На перемене мы играли на школьном дворе а волейбол. Мяч, туго накачанный, ну просто звенел от ударов, и Алеша Кувшинников вытягивал самые безнадежные мячи, старался изо всех сил, изредка поглядывая в ту сторону (я это заметил), где среди девчонок стояла Катя Кадышева. А школьный звонок уже звал нас на следующий урок…

А потом прошло еще чуть-чуть времени, и в нормальной школьной жизни вдруг словно что-то оборвалось. Мир в глазах стал неясным, нерезким. И странно, все, что было в тот день дальше, сейчас я припоминаю с трудом, словно вижу старую, потертую видеоленту. Даже не могу припомнить, как именно я все узнал.

Галактионыч умер… Врачи уже не могли ему помочь. И это было так неожиданно и невозможно, что сначала я плакал и сам себе удивлялся, потому что еще не верил в невозможное. До этого, видимо, я твердо считал, что человек уже научился управлять миром так, как он хочет, и впервые на моих глазах мир оказался сильнее человека, вышел из повиновения.

Школа вдруг стала пустой и гулкой, словно а субботу, когда мы собирались на наши очередные незапланированные занятия. И сначала я шел куда-то вместе со всеми, потом ходил по школьным коридорам один и о чем-то все время думал, но вот о чем — тоже не могу припомнить. И когда я снова заглянул в наш класс с надписью «Биссектриса» на двери, в нем никого не было. Лишь возле учительской кафедры, прямо на полу, сидел Алеша Кувшинников, и перед ним лежал маленький черный пластмассовый ящичек — придуманная мной Установка Радости, ручка на нуле. Алеша, видно, только что вытащил Установку из ящика кафедры Галактионыча.

И я сел на пол рядом с Алешей, и мы долго молчали, глядя в разные стороны. Алеша пошевелился. — Я знаешь о чем думаю?

Он замолчал, подбирая получше слова:

— Вот перед нами штука, которая запросто может нас обоих развеселить. Сейчас нам далеко до веселья. Но вот хочется ли тебе поднять сейчас настроение?..

И вот тогда я взглянул на маленький черный ящичек — ручка на нуле. А ведь правда, как все просто, поверни ручку до отказа, забудется все; не об этом ли я мечтал, когда все еще только начиналось и когда встретил того маленького грустного негра? И вдруг я отчетливо понял: сегодня мне это даже не пришло в голову. И Алеше тоже. И наверное, вообще никому не пришло бы…

— Я думаю, — сказал Алеша, глядя куда-то в сторону, — когда ты встретил в Африке того парня, не надо было придумывать, каким бы хитрым способом вернуть ему радость. Но надо было обязательно его догнать и помочь ему сразу же, помочь как-то очень просто. Люди должны помогать друг другу! Это мы знаем! А надо еще знать, как им надо помогать в каждом случае. Может быть, тому негру нужно было просто сказать что-то такое, чего раньше ему никто и никогда не говорил…

Мы встали и теперь смотрели на Установку Радости сверху вниз. Над нами нависла тишина. И перед моими глазами вдруг прошли миллиарды улыбающихся, счастливых человеческих лиц, промелькнули все страны и континенты мира. Я вспомнил, как часто в последнее время мы крутили наш школьный громадный глобус — осматривали поле действия нашей будущей Всемирной Установки Радости. Глобус был огромным, континенты медленно плыли перед нашими глазами — Север Земли, Юг Земли, Восток, Запад… Миллиарды людей, которым мы хотели внушить вечную радость — хорошую порцию радости изо дня в день, что бы ни случалось…