Л. Константинов - Искатель. 1968. Выпуск №5

Вот он — первый выход в большую разведку! Так рвался, так хотелось. И вот — на тебе! Земляной гроб. Молчание. И ничего нельзя сделать.

Как так ничего? Надо рваться, зубами, когтями рваться к тому месту, где поврежден антенный провод. Работать одной рукой неудобно, в другой — фонарь, а без него и глаз нет.

Где же ребята? Ладно, не ныть, не ныть… Копать, копать, копать… Земля, подрезанная ножом, падает в протянутую руку, а фонарь — он дьявольски мешает. Кто там, наверху? Слышно ли, как он копается здесь?

Лавриненко вытер лоб, присел, погасил фонарь. Надо успокоиться, немного отдохнуть.

Вчера они пришли сюда втроем. Три бойца подразделения майора Каленова, три разведчика. Нет — два разведчика и третий — радист. Помощник, подчасок, как выразился Толя Куркин — самый лихой парень в разведроте. Куда до него скромному старшине — армейскому радисту, который в роте-то без году неделя… Ведь не расскажешь, как лежал под разрывами, закрывая рацию своим телом, как сидел в церкви, вызывая огонь на себя, как отбивался гранатами на НП. Или как стоял на связи 56 часов без сна и отдыха. То ж просто работа! Ключ, микрофон, наушники. Ни тебе ножа трофейного, ни «вальтера».

Вот у ребят в роте — дело другое. Один Горбачев шесть «языков» взял, немецкого майора прямо из штабной землянки вынул и нашему майору доставил! То класс!

А Рубен, добродушный увалень Рубен после налета на фашистский штаб примчался на ихней же машине с важными документами. Прямо оттуда — и к нам!

Да, хорошо было вчера, когда они втроем вошли в этот тихий, на редкость тихий и пустой прикарпатский городок. Под вечер он выглядел очень красиво.

Еще с горы полюбовались они скопищем красных черепичных крыш, среди которых горделиво возвышались острые шпили церквей. Городок располагался в лощине. И с трех сторон входили в него узкие ленты проселочных дорог. Они были пустыми. И сам городок выглядел спящим, хотя только-только наступил вечер. Ни одна труба не дымилась. Ничто не нарушало этот странный покой. Разведчики осторожно спустились с горы, осторожно вошли в город. Они обошли его весь, одну улицу за другой. И никого не встретили. Только в одном из домов увидели кошку, безмятежно сидевшую у открытого окна. Видимо, затеяли что-то фашисты, если выгнали жителей. Значит, прав был майор Каленов…

Надо было спешить. Фашисты могли вернуться, и даже очень скоро. Разведчики подыскали и оборудовали подходящее убежище — в большом винном погребе каменного дома, даже постель из спальни через лаз притащили; замаскировали выход. И тогда Лавриненко первый раз вышел в эфир. Ему приятно было видеть, как в терпеливом ожидании сидели около него асы разведки и смотрели на него с уважением, как на равного.

…Задание давал сам майор:

— Дойти до Ежевиц, найти там укромное место, замаскироваться и сообщать обо всем, что увидите. После того, как мы освободили Хаустово, Ежевицы — наиболее подходящее место для перегруппировки фашистских сил. Значит, вы должны стать там нашими глазами. И «языки» что бы были. Ясно? А вообще — не маленькие. В случае каких неожиданностей сообразите сами, как действовать. Все!

«Не маленькие» относилось и к Алексею.

А ведь это первый выход в разведку Алексея Лавриненко, радиста роты и ее нового комсорга.

Алексей на фронте с 42-го, орденоносец, классный радист, и в школе был секретарем комсомола. Выбрали его без сомнений, но «комсорг разведроты должен быть хорошим разведчиком», сказал кто-то из ребят.

Майор два месяца никуда не отпускал Алексея. И вот, наконец, сказал:

— Пойдешь с нашими лучшими ребятами, есть у кого учиться.

Так куда же они делись? Вечером ушли в городок, оставили его одного. Выход закрыли и замуровали для маскировки. По режиму Лавриненко полагалось спать. Вот он и выполнял добросовестно. Лег в десять, проснулся в пять. Но уже не по режиму — разбудил грохот и шум обвала, разбудила земля, осыпавшаяся на лицо.

Старшина копал изо всех сил, но дело подвигалось очень медленно. Он сам провел сюда антенну, провел хитро, опасаясь, что иначе рация будет плохо тянуть. И мысль засесть в подвале принадлежала ему. В подвале никто рацию искать не будет: все ученые, все знают, что земля экранирует радиоволны.

Рация и впрямь тянула неважно — ведь до штаба сорок километров и две горы. А теперь приходится рыть ножом, ковырять эту плотно утрамбованную землю.

Где сейчас ребята? И что случилось наконец?

Случилось то, чего, собственно, и ждали, из-за чего им было приказано занять наблюдательную позицию в этом заброшенном городишке. Танки пришли поздно вечером, когда солнце село за горы и стало абсолютно темно. Новолуние — прекрасное время для грабителей. Двигались, позвякивая гусеницами, колонны танковой группы, сосредоточивавшейся здесь. А под утро потайной лаз винодела не выдержал тысячепудовой туши металла. Перекосилась земля, рухнула, закрыла намертво дверь тайника. А танкисты и не заметили этого, они гнали свои танки под надежную защиту густой зелени карпатских лесов.

Разведчики увидели подходившие танки, многое узнали, но не могли вернуться к Алексею и его рации. Слишком быстро «все произошло. Лаз со стороны горы был засыпан, а во дворе дома и на улицах городка было полно фашистских солдат. Тогда ребята решили пробираться к своим, а тут случилась еще одна беда. В ночной перестрелке с вражеским дозором автоматная очередь прошила Рубену обе ноги. И потащил его на себе тоже раненный Виктор Васильевич…

Ничего этого Лавриненко, конечно, не знал.

…Наконец Алексей добрался до изоляционной трубки. Это уже неплохо, потому что через нее к темной трубе, проходящей в углу здания, тянется маленький провод. Обрыв? Не беда. Это легко исправить. Что еще? Aга! Надо очистить трубку от земли. Он погасил фонарик. Туг мознно работать на ощупь. Сколько времени прошло? Как бы там ни было, спешить нельзя, оборвешь провод, тогда пиши пропало…

Лавриненко слез со стула, включил рацию. Как всегда, он работал не торопясь, спокойно, с виду как будто лениво. А сердце екало. Вдруг и сейчас эфир не ответит? Что тогда? Он хороший радист — «слухач» старшина Лавриненко. Но здесь, в погребе, заваленном землей, что он мог сделать, одинокий солдат? Одинокий? Черта с два! В наушниках застрекотал знакомый голос Петьки Вублейникова. Сейчас это была райская музыка — занудный надоевший Петькин голос. Лавриненко чуть не. закричал от радости… А Петька бубнил свое: «Даю настройку: шесть, пять, четыре, три, два, один. Я «Кабель-один» прием…»

Микрофон валялся под столом, разбитый комком глины. Алексей взялся за ключ.

«Я Лавриненко, я Лавриненко, — отстукивал группы цифр гвардии старшина. — Слушайте меня. Я Лавриненко».