Иэн Бэнкс - Алгебраист

— Что это? — спросила она, выждав несколько мгновений.

Он посмотрел, куда показывал ее палец, — на запад, где вплотную к горизонту еще была видна тонюсенькая полоса пурпура в том месте, где зашел Юлюбис.

Над самым горизонтом, выше, ниже и позади плотных лент отраженного орбитального света, загорались новые огни. Каплями ярко-синей краски они обрызгали небеса по кругу. Окружность эта была размером с большую монету, если смотреть на нее, держа в вытянутой руке, а капель с каждой секундой делалось все больше. Синие точки мерцали, постепенно становясь ярче, загорались все новые и новые, заполняя маленькое окошко неба синим отсветом холодного пламени, который помаргивал в ледяном, застывшем воздухе над замерзшими долинами.

Салуус почувствовал, как его пробирает дрожь, но не от холода. Он открыл рот, собираясь заговорить, но Лисс посмотрела на него и сказала:

— Это они, да? Это культ Заморыша, Отъединение Э-пять? Флот вторжения? Они тормозят.

— Боюсь, что так, — согласился Сал; наушник его засвистел, а из передатчика в костюме послышались жалобные трели. — Пошли внутрь.

Опять отруб. Все в том же грузопассажирском отделении «Велпина». Он включил системы газолета. Экран на стене взбесился — посветлел, показал неподвижные звезды, потом изображение резко качнулось и наконец остановилось на зелено-голубой с белым планете. Поначалу Фассину показалось, что место это ему незнакомо и непригодно для жизни без э-костюма. Потом он понял, что планета похожа на Глантин или Сепекте, даже на Землю. «Я становлюсь настоящим уроженцем газового гиганта, — сказал он себе. — Думаю, как насельник». Обычно это случалось не так быстро.

— Вот бля! — сердито сказал Айсул, уставясь на экран. — Это же толком и не планета!

Волны набегали с ревом, как слепое упрямство, упакованное и принявшее жидкую форму, накатывали нескончаемо-медленно на рваную кромку массивных приземистых скал. Каждый из длинных, низких пенистых валов, тяжело вздымаясь, обрушивался вниз, словно до ужаса неумелый акробат, налетал и падал, исполненный надежды и безнадежности сразу, взрывался струями и пеной, растекался среди потрескавшейся породы.

Вода откатывалась после каждого приступа, грохоча галькой, камнями, булыжниками между массивными гранитными пирамидами, слезала с камня наподобие кожи и обрушивалась вновь. Этот каменный рокот говорил о медленном расширении успеха: волны — океан — отвоевывали у земли клочок за клочком, разрушая и унося ее, используя камень против камня, перемалывая, дробя, расщепляя его, истирая век за веком, тысячелетие за тысячелетием в каком-то упрямом исступлении.

Некоторое время он наблюдал за волнами, восхищаясь их титаническим безумным напором, против воли впечатляясь непоколебимой настойчивостью шумного прибоя. Соленые брызги попадали ему в волосы, глаза, нос и легкие. Он дышал полной грудью, чувствуя себя частью всего этого, сознавая свое единство с этим бешеным, непрестанным буйством стихии.

Покрытая рябью поверхность моря осветилась золотистым светом — луч невысоко стоящего солнца медленно пробил нагромождение туч на западе. Дымчатые слои за далекими пиками и макушками гор терялись за длинной, подернутой туманом кривой линией северного побережья.

Морские птицы парили над волнами, ныряли, уносились прочь с тонкими рыбьими телами в когтях, похожими на влажные ломтики радуги.

Поначалу он, выйдя из газолета, чувствовал себя странновато. Так оно всегда и происходило, но на этот раз все казалось по-другому, потому что ощущения были интенсивнее. Это была инопланетная родина, место знакомое и в то же время совершенно особое — ближе к тому, что должно быть домом, дальше от того, что было. На этот раз они были в одиннадцати тысячах световых лет от Юлюбиса, хотя, чтобы попасть сюда, прошли большее расстояние, чем в прошлый раз. И всего двенадцать дней пути.

Когда он открыл люк газолета и встал, ноги его подогнулись, он качнулся, и ему пришлось ухватиться за Айсула. Он закашлялся, и его чуть не вырвало; он чувствовал себя тонким как тростинка, слабым, выпотрошенным и, вернувшись к обычному человеческому состоянию, дрожал от этого ощущения странной ультранаготы — покрытый слизью, влажный и голый, как новорожденный, и даже убирающиеся назад щупальца — трубки с дыхательной смесью и противоударным гелем, — похожие на пуповину, дополняли картину рождения. Он чувствовал себя одновременно и полегчавшим и потяжелевшим, кровь его бурлила, кости стонали.

Прошло немного времени, и нагота (нагота в обычной одежде, без газолета) снова показалась нормальным состоянием. Правда, иногда его пробирала дрожь. Раскройщик на «Велпине» поработал на славу, изготовляя человеческую одежду, но результат вызывал у него странноватое ощущение — что-то скользкое и холодное.

Они находились на Мавируэло — планете, на девяносто процентов похожей на Землю и находящейся на окраинах галактики, хотя и ближе к ее центру, чем Юлюбис. На планете, заселенной водными жителями — сцеври.

На кремниевых планетах в галактике большей частью возникли водные миры. Кремния на этих планетах вы, правда, никогда не увидели бы, потому что он находился в металло-кремниевом ядре размером с Землю, в оболочке из спрессованного льда толщиной пять тысяч километров, омываемой толщей океанической воды в сотню километров. Такие планеты встречались в галактике довольно часто, числом уступая разве что почти вездесущим газовым гигантам, и дали Меркатории три из ее восьми главных видов: сцеври, ифрагиль и кускунде.

Мавируэло не была классическим водным миром, она даже не была покрыта водой в такой степени, как Земля, но сцеври колонизировали ее еще до того, как местная (морская, наземная или воздушная) фауна развилась настолько, чтобы объявить планету своей собственностью. Мавируэло стала, таким образом, одним из удаленных миров сцеври, пограничным постом их полуимперии, входившей во всеобъемлющее сообщество Меркатории.

Сцеври не отвечали привычному образу обитателей водного мира. Они были китопарусниками, похожими на морских млекопитающих, но спинной хребет у них был усеян шипами и напоминал спинакер: ставя его по ветру, они могли двигаться по воде, подобно парусному судну.

Айсул в своем э-костюме, распугивая птиц, появился из моря, как рубка подлодки. Он плыл в бурлящих волнах, то появляясь над водой, то снова погружаясь, плыл к невысокому утесу, на котором стоял Фассин. Тот вспомнил вдруг, как они с Салуусом Кегаром смотрели на Хазеренс, лавирующую в своем э-костюме среди искусственных бурунов, разбросанных вокруг дома на водном столбе.

— Фассин! — прогремел Айсул, который теперь парил, жужжа, в десяти метрах над ним; вода ручьями лилась с э-костюма. — Ну что, пока ничего?