Иэн Бэнкс - Алгебраист

«Какого хера? — успел отсигналить Фассин Айсулу до отключения систем газолета. — А как же сцеври?»

Насельник уже был в курсе дела.

«Неплохая шутка, а?» — с улыбкой просигналил он в ответ.

«Вы предупредили Аумапила, что собираетесь стартовать?» — просигналил Фассин через стенной экран Кверсеру-и-Джанату на мостике.

«Да».

Фассин подождал, но больше ничего не поступило. Прошло еще несколько секунд, и он отправил:

«И?»

«Он нам не поверил».

«Посмеялся».

«И вы, значит, просто бросили этого сказочно богатого, с хорошими связями в политике, доверившегося насельникам идиота на газовом гиганте его системы?»

«Что-то вроде этого».

«Нельзя сказать, что мы его не предупреждали».

«Условия пропуска».

«А вы не думаете, что за ним могут начать охотиться или он просто умрет? — спросил Фассин. — Или вернется домой очень рассерженный?»

«Предположим, такая вероятность существует».

«Продолжайте».

«Вернется домой очень рассерженный на всех насельников? И это может обернуться неприятностями для всех насельников, которые живут на Нхуасте?»

«В точку».

«Может вызвать трения».

«Потеря баллов!»

«Может, нам стоило предупредить кого-нибудь, что мы оставляем этого длинноспинного дырососа».

«Думаю. Мысль. Знаю! Мы пошлем сигнал».

«Рады?»

Фассин даже не успел ответить.

«Больше нет времени на разговоры. Выключайтесь. Входим в спираль».

Архимандрит Люсеферус делал смотр своим силам. Ближайшие части были здесь перед ним, внутри концентрически расположенных корпусов главного боевого корабля «Люсеферус VII»: это были его космические и наземные ударные войска. Все стояли по стойке «смирно» у своих хищных с виду аппаратов, которые могли действовать в любой среде и были оснащены высокотехнологичным оружием. Боевые корабли, корабли поддержки, транспортные суда, спускаемые аппараты, бомбардировочные мониторы, беспилотные истребители вертикального взлета, ракетоносцы, разведывательные аппараты и много чего еще, а вдобавок разного рода тяжелые корабли, простиравшиеся вдаль, насколько хватало глаз, хотя вдалеке они были всего лишь проекциями. Но они были настоящие, существовали в реальном времени и находились на расстоянии в несколько секунд от ядра флота вторжения, неоспоримым стальным сердцем которого был главный боевой корабль «Люсеферус VII».

Это было в некотором роде любимым развлечением архимандрита. У него стало традицией устраивать такой вот смотр своим силам перед каждым большим сражением, а в особенности перед вторжением в ту или иную систему; устраивал он смотры просто потому, что это на удивление сильно щекотало его самолюбие. Даже чувство от победы (от сокрушения противника, его полного подчинения) было едва ли сравнимо с этим, когда все силы, обреченные вскоре быть брошенными в беспорядочно-кровавую битву (где начнутся убийства, грязь, кровь, раны, утраты и все такое), стояли, сидели, лежали, парили и летели перед ним в идеально ровном строю, сверкая, сомкнув ряды, построившись идеально ровными шеренгами, симметрично и систематически, излучая — все до единого — мощь, угрозу и обещание.

Он стоял на балконной трибуне в конце вложенных один в другой корпусов гигантского корабля — и, глубоко вздыхая, с бьющимся сердцем и широко раскрытыми глазами смотрел на свои войска. Бог или Правда — зрелище это было великолепно. И в каком-то смысле гораздо лучше секса.

Они сейчас летели по инерции: фаза торможения почти завершилась, и теперь им оставалось всего несколько дней повышенных нагрузок и дискомфорта. Через неделю они будут в системе и наконец начнут атаку. Пока что они встречали лишь слабое сопротивление, что объяснялось выбранной ими крутой траекторией. Минные облака и беспилотные стаи, вероятно выставленные на пути их предполагаемого подхода, пока что оказывались в стороне за счет этого пусть более длинного, но зато безопасного маршрута. Их подстерегала единственная опасность: при коррекции курса в середине пути, несколько субъективных лет назад, тяговые следы кораблей могли быть обнаружены юлюбисскими системами дальнего слежения, если только сенсоры этих систем были направлены в нужное место. Риск был невелик, и, насколько они могли судить, никто их тогда не засек.

Во всяком случае, навстречу им с Юлюбиса не отправили флот, а значит, противник решил выждать и встретить их огнем на пороге своего дома. Советники архимандрита по тактике считали это признаком того, что на Юлюбисе знают об их приближении, но сил у них мало. Возможно, будут попадаться зонды или истребители, но вряд ли до того, как они окажутся глубоко внутри системы. Его адмиралы не сомневались: их лазерные корабли и оборонительные системы ближнего боя в состоянии разобраться с любыми средствами, которые могут выслать им навстречу.

Люсеферус услышал какой-то шум у себя за спиной, где было дозволено стоять лишь чинам высшего командования; за ними, в свою очередь, располагалась его личная стража. До него донесся шепоток, сдавленные звуки испуга и удивления. Он почувствовал, как напряглось его тело. Сейчас лучше не отвлекать его, разве что известием о неизбежном уничтожении всего флота. Им следует это знать. Наконец стоявшие за его спиной угомонились.

Он расслабился, распрямился в создаваемом за счет вращения гравитационном поле, равном трем четвертям обычного, и снова глубоко вздохнул, глядя на людей и технику. Да, вид этот был воистину сладок и прекрасен — символ непобедимости, неописуемо завораживающая демонстрация силы, силы весомой, реальной и непреклонной. Это было его, это был он.

Неизбежное уничтожение всего флота… Он представил себе это, представил, что это происходит сейчас; какое-нибудь всесокрушающее гипероружие древних уничтожает весь флот вторжения, и никто не в силах остановить их. Чепуха… ну или совершенно невероятный бред… но только представить себе все это! На его глазах все, что он сейчас видит, исчезает одно за другим, взрывается в пламени или ярких вспышках света. И он сможет увидеть, как гибнет все вокруг него!

Эта мысль заставила архимандрита вздрогнуть — отчасти от ужаса, отчасти от удовольствия. Конечно, ничего такого не случится, но одна только картинка, возникшая в его воображении, невыносимо возбуждала его. И конечно, была своего рода предупреждением. Посланным не богом или какой-нибудь программой, управляющей вселенной, как это утверждала Правда, а кое-чем более надежным и близким: его внутренним «я». Его подсознание — или та часть его личности, что постоянно была настороже, играя роль шута у триумфальной колесницы Цезаря, — напомнило ему, что все это лишь тщеславие. Ничего другого. Этими мыслями об уничтожении он напоминал самому себе: не принимай ничего на веру, будь сосредоточен, держи все под контролем, а предстоящую войну веди со всегдашней жестокостью, сколько бы внутренний голос ни призывал к умеренности или неоправданному милосердию.