Иэн Бэнкс - Алгебраист

Фассин задумался.

— И откуда он взялся, этот текст?

— Один из преданных проклятию, которого загнал и убил командир Иньялках, использовал его как своего рода мантру уничтожения памяти, стерев все следы того, что было в его памяти раньше. Позднее выяснилось, что этот ИР был из тех, которые тоже искали так называемое преобразование. Из-за поиска преобразования командир и заинтересовался всем этим. Эта мантра уничтожения памяти была переведена и хранилась отчасти как талисман, хотя, думаю, командир всегда считал, что в этом отрывке, которым ИР затирал свои воспоминания, есть и еще какой-то смысл и из него можно извлечь немалую пользу, если только расшифровать, потому что ИР, как говорил командир, слишком умны и из-за своего высокомерия иногда выдают важную информацию. То была еще одна причина, по которой он сохранил этот текст и постоянно держал перед собой.

В своем сне Фассин стоял вместе с Салуусом Кегаром на балконе над вулканической кальдерой, полной кипящей лавы, раскаленной до красноты.

— Мы должны газодинамизировать целую серию для… — Сал замолчал, откашлялся и помахал рукой. — В общем, всякая ерунда, — продолжал он, превратившись в насельника, но почему-то с человеческим лицом и человеческого роста. Он парил над волнами лавы. — Идиотские штуки, малютка Фассин. Я доставил оригинал зверя другу и коллеге из города Диреальете. Другу и коллеге.

Фассин разглядывал свои руки, проверяя, остался ли он еще самим собой.

Когда он поднял взгляд, Салууса уже не было, а по обоим берегам реки, в которой он стоял, громоздились храмы, до которых нужно было взбираться по крутым ступеням высотой в тюремную стену.

— Оригинал чего? — услышал Фассин собственный голос.

На другом берегу реки виднелся город эпохи расточительства: здания средней высоты, дым, электропоезда и многополосные дороги, заполненные ревущими автомобилями и грузовиками. Им приходилось возвышать голоса, чтобы слышать друг друга сквозь шум.

Ветерок доносил с того берега сладковатый, маслянистый запах гари.

Рыжая обезьяна ковыряла в зубах гигантским мечом.

— Еще одна картинка? — спросил человек. Он казался здоровым и подтянутым и больше не был молод. Борода его почти совсем побелела. — Дайте-ка я посмотрю.

Зная на сей раз, что нужно делать, Фассин показал человеку маленькую открытку с коричневыми облаками и желтым небом.

— Цвета явно перепутаны, — сказал он человеку. — Это невозможно не заметить.

— О да, здесь есть картинка. Я ее вижу.

— Я знаю, но что?..

— И кое-какая алгебра зашифрована в базовом коде.

При этих словах длинный кривой меч обезьяны со свистом разрубил человека пополам от шеи до бедра. Половинки кубарем покатились по ступеням к реке и унеслись прочь, поблескивая серебром.

Фассин посмотрел на огромную обезьяну.

— Эй, — сказал он, — это же был всего…

— Ну, так кто умнее? — прошипела обезьяна, убирая страшный сверкающий меч.

Фассин проснулся в холодном поту. Он находился в гробу — как раз ударился головой о крышку изнутри. Попытался моргнуть и не смог — что-то было у него в глазах, окружало их, окружало каждую его частицу, заполняло его рот, нос и анус…

Противоударный гель, дыхательная смесь, газолет. «Успокойся, на хер, — сказал он себе. — Ты что, первый год в наблюдателях?»

«Протрептик», бывший корабль воэнов, держал путь на Наскерон, в системе Юлюбиса, через систему Диреальете, под командой саморазоблачившейся истиннодвойни ИР Кверсера-и-Джаната, пиратов и специалистов по ближнему бою с воэнами.

Они снова начали мягкое торможение на пути к системе и скрытому ходу.

Детали сна начинали ускользать от Фассина, рыбы, прощаясь, выписывали под водой кривые. И все же он чувствовал — что-то он понял. Что же это было?

Мысли путались.

Что-то о Салуусе, и не было ли там и Хазеренс? Дом Сала, только этот дом был вулканом, потом виртуальная среда, в которой он встречался с кораблем, и корабль смотрел на…

Замаринованный в противоударном геле, окруженный им, Фассин чувствовал, как его глаза лезут из орбит, как мурашки бегут по коже. Сердце сжалось, а потом неровно застучало в груди.

Он сделает это сам. Он дождется, когда они вернутся на Наск, там он покажет это кому-нибудь (если найдет Валсеира, то спросит и у него, хотя ему думалось, что Валсеира он не найдет), но этого было мало. Он должен был знать.

Он записал картинку с открытки в память газолета. Лежа в противоударном геле внутри маленького стреловидного аппарата, он вызвал фотографию и увидел ее перед собой. Изображение голубого неба и белых облаков показалось ему странным, отчасти чуждым и неправильным, но отчасти знакомым, пробуждающим что-то ностальгическое.

Он увеличил изображение до таких размеров, что оно превратилось в расплывчатые пятна света. Просканировал всю картинку в поисках изображений поменьше, ничего не нашел, потом запустил различные программы, имевшиеся в биоразуме его газолета, для выявления последовательности в неупорядоченных данных. Может, он записал картинку с разрешением недостаточно высоким для того, чтобы разглядеть скрытое в ней? Можно ли эти скрытые данные (если только они там есть) обнаружить, не имея какого-то другого кода?

Жаль, что у него не было доступа к оригиналу, засунутому в карманчик снаружи газолета, — пока он прикован к месту перегрузкой при торможении, ему этой картинки не достать. И потом, если бы он начал слишком уж внимательно вглядываться в фотографию, это могло показаться подозрительным Кверсеру-и-Джанату. Потому что именно в ней, возможно, и крылся ответ (всего лишь может быть), крылся все это время.

— …Я поместил оригинал этой папки в сейфовый ларец и доставил его моему другу и собрату-коллекционеру в городе Дейлте, что в Южной полярной области… — Так, или почти так, сказал ему Валсеир.

У Фассина этот разговор был дословно записан в памяти газолета, но его стерли на борту «Изавта». Впрочем, это не имело значения — у него у самого память была прекрасная. Тогда он не понял скрытого смысла реплики Валсеира (вскоре корабли Меркатории попытались атаковать штормовой флот, и ему стало не до анализа), но, возможно, насельник хотел этим сказать, что существует и копия. Валсеир был ученым, пунктуальным в словоупотреблении, в терминологии. Он не стал бы говорить об оригинале чего-то, не будь необходимости отличать его от копии. Значит, копия была. Существовал дубликат, и старый насельник веселился от души, вручая его Фассину, который все это время хранил копию при себе.

Что ж, теория такого рода была вполне правдоподобной.

Фассин подумал, что это очень в духе Валсеира и что раньше он ошибался относительно старого насельника. Насельники и в самом деле были тверды в своих привычках и порой предсказуемы, учитывая обычную длительность их жизни, но иногда проявляли удивительную изобретательность.