Сергей Волков - Объект «Зеро»

– Оболочку из прыгуньих сумок можно скроить, – неожиданно пробурчал Прохор Лапин. – У нас мужики их вялят, мнут и сапожки пацанам да девкам шьют. Крепкие и легкие получаются.

Акка протянула руку к колокольчику, коротко прозвонила. Воцарилась тишина.

– В рабочую группу по созданию дирижабля для экспедиции назначаются Шерхель, Чжао, Желтовский, Лапин, Чернышов и…

Она поискала глазами, нашла меня, едва заметно кивнула.

– …и Елисеев. Начальник группы – Чернышов. Руководителем экспедиции назначается Елисеев. Завтра к вечеру мы должны получить техническое обоснование проекта дирижабля, а также соображения Елисеева по составу, маршруту и материальному обеспечению экспедиции. Все, заседание Совета колонии окончено.

Я скрипнул зубами. Если бы не уверенность, что роботы на Медее функционировать не могут, я бы решил, что Акка – биоид. Все четко, точно, уверенно и правильно. Правильно, черт возьми! Кому еще лететь, как не мне? Из всех членов Сокола я – самый заурядный, самый заменяемый человек, не отягощенный уникальными знаниями, умениями или авторитетом среди соплеменников. Так что случись чего – исчезновение Клима Елисеева никак не скажется на выживаемости колонии. Строить дорогу к копям у Медных гор могут и другие. Акка просчитала все и приняла максимально прагматичное решение. Но его скрытую подоплеку понимал, похоже, только я.

«Но вот хренушки! – с непонятной самому себе злостью подумал я. – Возьму с собой Игоря Макарова. Не дадут – вообще никуда не полечу».

Не одному мне решение Акки пришлось не по вкусу. Чернышов нахмурился, протиснулся к ней мимо выходящих членов Сокола и принялся что-то горячо доказывать. Акка внимательно выслушала лейтенанта и спокойно повторила:

– Старшим полетит Елисеев. Ты, лейтенант, нужен здесь.

Воцарилась тишина. Я отчетливо услышал, как Чернышов скрипнул зубами. Но он не хуже меня знал – приказ есть приказ, и перечить нашему коменданту – дело гиблое. Сжав кулаки, Никита с каменным лицом пошел к выходу.

На улице я догнал его. Никита сердито отвязывал оседланного прыгуна – он собирался ехать к сибирякам Лапина, смотреть материал для оболочки дирижабля.

– Ты чего злишься?

– А, счастливчик, – Чернышов ожег меня взглядом через плечо. – Строить мне, а полетишь ты…

– Ты чего, заболел? – Я дернул лейтенанта за рукав, разворачивая его к себе лицом. – Ну-ка, давай выкладывай, в чем дело!

Но Чернышов не успел ничего сказать – над плоскогорьем раскатисто прогремел мощный взрыв. У нас под ногами дрогнула земля, прошелестела взрывная волна, а за заводскими трубами в небе поднялось огромное пылевое облако.

– Лаборатория! – хором вскрикнули мы и сорвались с места.

Побросав работу, отовсюду сбегались люди. Сверху сыпался песок и мелкие камни. Мы обогнули заводскую ограду и увидели огромную воронку на том месте, где стояла лаборатория. Визжал раненый прыгун. Чуть поодаль, прямо на земле, сидели Игорь Макаров и Чжао. Китаец тряс головой, непривычно бледный и серьезный. Игорь растеряно улыбался.

– П-представляешь, мы м-минуту назад у них б-были… – сказал он, увидев меня, – я т-только с к-копей приехал, Ч-чжао встрет-тил. З-зашли, п-поговорили. В-вадим новую смесь п-придумал, они с М-мигелем р-радовались… И в-вот…

Тем же вечером состоялись похороны. Точнее, хоронить практически было нечего – мы нашли лишь несколько, как пишут в криминальных хрониках, «фрагментов тел». На могиле поставили памятник – медный обелиск с вплавленными в металл кусками камня с того места, где стояла лаборатория. Гроб с останками старшего лейтенанта ВКС Вадима Кондратьева и геофизика Мигеля Тежу опустили в яму, и тысячи звенчей взметнулись над толпой, своим звоном салютуя нашим погибшим товарищам.

Возвращаясь с похорон, Шерхель сказал мне:

– Это как удар под дых. Вроде только все стало нормально – и вот…

Судя по нашему календарю, скоро Новый год. По этому случаю у здания Сокола на площади поставили большую каменную сосну, и ребятишки из поселка под руководством учителей и воспитателей весь день наряжали ее.

Заканчивается монтаж гелиографов, сделанных по нашим с Зигфридом чертежам. Один уже установлен на крыше литейного цеха, второй – на половине дороги к копям, третий как раз сегодня укрепляют на вышке, пристроенной к дому Совета колонии. Толя Кислицын набрал группу светосигнальщиков и обучает их азбуке Морзе. Акка приказала в обязательном порядке освоить азбуку всем членам Сокола, так что вечерами мы теперь «ходим в школу».

На площадке, расположенной позади заводских цехов, арбайтеры выстроили стапель и уже приступили к сборке гондолы. Чжао, оправившийся после взрыва, колдует над жаровней, довольно-таки сложным механизмом, включающим в себя небольшую паровую машину и воздухонагреватель. Чернышов, как ответственный за создание дирижабля, днюет и ночует на стапеле. Похоже, что к середине января наш «Кондор» – почему-то Акка настояла на этом названии, хотя я предлагал «Странник», а Макаров – «Стремительный» – сможет подняться в воздух.

Игорь сильно переменился после смерти Кондратьева и Мигеля Тежу. Геофизик стал замкнутым, угрюмым. Если раньше он, занятый на копях, не особо горел желанием лететь со мной, то теперь сам начал интересоваться ходом постройки дирижабля, и похоже, ему хочется поскорее покинуть наше плоскогорье.

Мы находимся на Медее достаточно долго, чтобы понять, что в этих широтах разброс температур в течение года весьма невелик. За три с небольшим месяца холодало лишь однажды, во время нападения хрустальных червей, да и то назвать это понижение температуры серьезным похолоданием как-то язык не поворачивается – даже ночью пар изо рта не шел, а стало быть, температура не опускалась ниже пятнадцати градусов по Цельсию. Все остальное время стоит курортная теплынь, скорее всего где-то около двадцати пяти – двадцати семи градусов.

Утром возвращался со стапеля и встретил Желтовского. Профессор весь в планах и идеях. Утверждает, что после того, как мы освоим производство стекла, он сумеет соорудить термометр. Я возразил ему, намекая, что практической пользы от такого термометра немного, ибо он неоткалиброван и будет показывать весьма неточно. Но Желтовский меня уел, сообщив, что рассчитает шкалу и нулевую отметку во время вояжа в горы, к которому он усиленно готовится.

– Все очень просто! – ероша волосы, с воодушевлением говорил Петр Янович. – Когда экспедиция достигнет высокогорья, где лежат снега, я произведу замеры. Как только вода в контрольном сосуде замерзнет – я отмечу «ноль». Далее измерю собственную температуру и отмечу тридцать семь градусов. После этого останется лишь разграфить шкалу – и термометр готов!