Сергей Волков - Объект «Зеро»

Поначалу я боялся сдвинуться с места, а любое движение дирижабля, сопровождаемое скрипом снастей и раскачиванием гондолы, приводило меня в состояние, близкое к обморочному. Чернышов, по хозяйски расхаживающий взад и вперед, лазящий по вантам, подтягивающий такелаж, посматривал на меня с улыбкой, но ничего не говорил.

Ко второму полету я несколько освоился и уже начал поглядывать через борт, на плывущую внизу пеструю землю.

– Тут рецептов нет, привыкнуть надо, – сказал мне Никита, когда мы с ним поднялись в третий раз. – Давай, лезь ставить правый боковик, поворот будем отрабатывать…

И я полез… И лазил потом – и к грандбаллону, и на выносные реи, и к подвязке центровика. Не смогу описать всех тех чувств, которые сотрясали мою нервную систему в эти моменты, как не смогу исчислить объемы холодного пота, пролитые мною. Но зато когда в очередной раз мы взяли с собой Игоря и Цендоржа, уже я свысока и с улыбочкой поглядывал на жмущихся к центру гондолы новоиспеченных аэронавтов.

Постепенно все вошло в норму. Мы более-менее освоили дирижабль, приноровились маневрировать, ловя легкий ветер, и постигли несколько важных правил безопасности, среди которых были: никогда не собираться всем вместе на одном борту; никогда не подниматься выше пяти километров (это было связано с конвекцией. Сильное воздушное течение, существовавшее на этой высоте, могло унести дирижабль неведомо куда); никогда не оставлять жаровню без присмотра, дабы не случилось взрыва котла, так как манометра у нас не было и приходилось время от времени стравливать лишний пар.

«Кондор» больше не рвется ввысь так, как во время первого полета, когда аммиак в грандбаллоне был горячим. Теперь он поднимается вальяжно, как бы нехотя, и чтобы набрать высоту, нужно топить жаровню и разогревать термосферу.

Наконец наступил вечер накануне отлета. Мы еще раз проверили гондолу, переложили вещи и топливо, залили во фляги и бидоны свежую воду. Погода на Медее не баловала нас разнообразием, после ливней, во время которых нас атаковали хрустальные черви, ни одно облачко не омрачило здешних бирюзовых небес. Однако многочисленные ручьи и речушки, стекавшие с гор, не давали растительности высохнуть, и это было еще одним удивительным моментом медейского мироустройства.

Всю ночь я не спал – ворочался, выходил из палатки, в которой продолжал жить, несмотря на то что для работников администрации выстроили специальное здание рядом со столовой.

Сидя на лавке под звездным небом, я уносился мыслями далеко отсюда – в те места, которые нам предстояло посетить. Что ждет нас там? Кого мы встретим? Суждено ли нам вернуться?

Теперь я понимаю, каково было мореплавателям древности. Наверное, они вот так же не спали ночами накануне отплытия, в очередной раз прокручивая в голове – крепки ли суда? Хватит ли припасов? Не взбунтуется ли команда?

Мои мысли прервал шорох шагов. Я поднялся и увидел стройный силуэт, возникший на дорожке, ведущей к поселку.

– Аня?

– Тс-с! – Акка прижала палец к губам. – Не шуми, перебудишь всех.

– Ты чего… не спишь? – шепотом спросил я и тут же понял, насколько идиотски прозвучал мой вопрос.

Она подошла совсем близко, посмотрела мне в глаза и отвела взгляд.

– Клим. Прежде чем ты улетишь, я хотела тебе сказать… В общем, прости меня. Наверное, нужно было все делать иначе. Наверное, я часто бывала не права.

– Аня, ты…

– Не надо. Не говори ничего. Мы не властны над собой, понимаешь? И мы должны быть такими, какими должны. Иначе незачем… незачем жить. Все остальное – не важно.

Она обняла меня, поцеловала, шепнула:

– Прощай!

И быстро ушла своей легкой, стремительной походкой.

Я плюхнулся на лавку, потер лицо руками и понял, что ни черта не понимаю…

Но Акка была не единственным моим гостем, точнее, гостьей в ту ночь. Едва краешек Аконита показался из-за далеких гор на юге, как зашумели кусты и передо мной предстала закутанная в черный платок Медея Киприади.

– Здесь была женщина с холодными глазами, – сказала она вместо приветствия. – Она так и не может отпустить тебя, Кли-им…

– Это не твое дело, – сухо ответил я, не вставая.

– Мое. Я знаю. – Медея улыбнулась. Аконит светил достаточно ярко, и я отчетливо видел влажно блеснувшие зубы девушки.

– Уже поздно. Иди спать. Твои хватятся – переполох будет. – Я почувствовал, что начинаю злиться. Нет, не на нее – на себя.

– Да, я уйду. Но прежде хочу сказать тебе – твой путь будет далек, долог и труден. Но знай: в конце дороги, какой бы длинной она ни оказалась, я буду ждать тебя, Кли-им.

Медея сделала шаг ко мне. Я вскочил и выставил руки:

– Обойдемся без прощальных поцелуев!

– Дурачок, какой же ты все-таки маленький дурачок… – тихо рассмеялась она, и я вспомнил, что вот так же она говорила во время нашей первой встречи.

Девушка ушла. Я посидел-посидел да и полез в палатку – все же надо было заставить себя уснуть, завтра ожидался трудный и насыщенный день. Мысли мои пребывали в совершеннейшем беспорядке, и я не видел никакой возможности хоть как-то разобраться в словах Акки и Медеи. В конце концов решив положиться на «русский авось», я закрыл глаза и принялся считать до тысячи…

Гриша Панкратов, сосед по палатке, растолкал меня на рассвете:

– Давай, поднимайся, донжуан. Уже гонец от Шерхеля был. Пора.

– Почему донжуан? – поинтересовался я, продирая глаза.

– Как – почему? К тебе ж бабы всю ночь шастали – то одна, то другая. Жаль, я не видел кто…

– Это тебе повезло, что ты не видел, а то… – проворчал я.

– А то что?

– Пришлось бы тебя убить, чтобы никого не скомпрометировать, – серьезнее, чем надо, ответил я, умылся и отправился к стапелю.

Отлет прошел довольно буднично. Ну, собрались люди. Ну, подошли Чернышов, Шерхель, Петр Янович, Чжао, Гриша Панкратов, Прохор Лапин, Кислицын, другие знакомые и полузнакомые колонисты. Все жали руки, чего-то говорили, подбадривали, желали удачи.

Потом мы полезли в гондолу. Цендорж растопил жаровню, арбайтеры начали отвязывать страховочные канаты. Я все шарил взглядом по возбужденной толпе, пытаясь увидеть моих ночных гостий – и не находил их.

Ни Акка, ни, что удивительно, Медея не пришли к отлету. Откровенно говоря, меня это расстроило, причем я уже и не знаю, кого я хотел бы видеть больше – госпожу майора или черноволосую гречанку…

Пока я размышлял, начали рубить канаты. «Кондор» вздрогнул, мостки стапеля медленно поплыли вниз. Люди восторженно заорали, я выдавил улыбку и вяло помахал им. Зато Игорь Макаров, свесившись с кормы, был похож на небольшую ветряную мельницу – ему явно нравилось то, как нас провожали. Цендорж, напротив, никаких эмоций не выказывал, ну да ему они были и не свойствены.