Сергей Лукьяненко - Осенние визиты

– Подумываю.

– Да… что-то с тобой стряслось. Кризис тридцати лет?

– Психолог…

– Давай я, все-таки, что-нибудь поставлю. «Секретные материалы» свеженькие, или еще что-нибудь.

– Давай, только не мистику. Надоела.

– Хорошо, – согласился Скицын. – Вот, «Оливера» записал. Славный мюзикл.

Он стал рыться в кассетах. Визитер допил пиво, откинул голову. Хорошо. Как там Илья с Николаем?

Щелк-щелк… словно переключатель. Картинка, еще картинка… Пока не сошлись. Ладно, удачи тебе, Шедченко. Ярик был прав, смешно жаждать боя с Посланником Тьмы. В этот раз он не способен на равный поединок.

– А я тут, – вновь усаживаясь в кресло, сказал Степан, – с такими забавными людьми познакомился. Клуб любителей детской литературы «Штурман». Хочешь, свожу?

Визитер пожал плечами.

– Ты у них один из любимых авторов, – продолжил Степан. – Они меня расспросами о тебе уже достали.

– Писателю вредно общаться с читателями. И кто им сказал, что я детский писатель? У меня нет детских книг. У меня взрослые книги, где действуют дети.

– Но ведь постоянно действуют! – Скицын захохотал. – Признаешь?

– Ну и что?

– Я сейчас собираюсь доклад для них сделать, – Скицын вновь хихикнул.

– «Дети в творчестве Ярослава Зарова».

– Интересно.

– Первым вопросом у меня идет: «Почему писатель Заров так не любит детей».

Визитер кивнул.

– Ну, спасибо. Дождался я. И почему же?

– Мне приходится опираться в основном на методы психологии, а не литературной критики, – сообщил Скицын. – Что поделаешь, так гораздо интереснее.

– Ладно, не оправдывайся. Мы этот метод вместе вводили. Излагай.

– Если взять твои книги, где в большинстве своем есть герои-подростки, то можно только поразиться количеству мерзостей, которые на них сыплются, – наливая пиво, сказал Скицын. – О, я погромче сделаю, тут такой славный хор! Итак, писатель Заров словно задался целью вывалить на своих малолетних героев все мерзости жизни. От убийств, причем он впервые у нас позволил детишкам вдоволь убивать не только взрослых негодяев, что вошло в обиход с пионерских романов, но и друг друга, и до сексуальных мерзостей разного рода.

– Жесткая детская фантастика, – Ярослав потянулся за сигаретами. – Я выйду, покурю.

– Не увильнешь! – Скицын метнулся к серванту, достал стерильно-чистую пепельницу. – На время слушания доклада я торжественно позволяю тебе курить в комнате. Пожертвую здоровьем ради истины. Итак, постулат первый – если бы Заров писал для детей, то он мог бы оправдаться тем, что учит молодежь жестокой правде жизни. Но он, по собственному заявлению, пишет для взрослых. А уверять взрослых, что жизнь – дерьмо, бессмысленно. Они и так это знают.

Визитер откупорил еще пару бутылок. «Великопоповицкий Козел» с чешским сыром и впрямь был хорош. Жизнь, конечно, дерьмо. Но приятные частности случаются.

– Давай дальше.

– Постулат второй – вся мировая литература является преодолением писателем тех или иных внутренних комплексов. Кого бы мы не взяли…

– Не стал бы так категорично.

– Думаю, те случаи, что не лежат на поверхности, просто требуют более детального изучения. Итак, что преодолевает Ярик… тьфу, Славик? Погрузившись в дебри психоанализа и восприняв художественные тексты как обычные рассказы пациентов, мы придем к печальному выводу о наличии серьезнейших психологических проблем, уходящих корнями в детство нашего героя.

– Класс. Эмбриональную стадию затронешь?

– Нет, живи… Двигаем дальше. Что могло служить причиной такой сильной социальной дезадаптации у ребенка из благополучной, в общем-то, семьи? Скорее всего одиночество, отсутствие чувства коллектива, лучше даже сказать – стаи. Это порой происходит при сильных физических или умственных дефектах у ребенка, но данную версию мы с возмущением отвергнем. Тогда остается завышенная самооценка, или завышенные требования к окружающим, в первую очередь – сверстникам. Данные случаи нам известны, они могут приводить к идеализации окружающего – «мне просто не повезло, я не встретил хороших людей, а мир так светел». У тебя произошла обратная реакция – «мир дерьмо, а кто-то этого не понимает, я им объясню». Поскольку во взрослой жизни ты личность вполне состоявшаяся, добившаяся определенной известности и уважения, то заместительному поруганию подвергаешь собственное детство. Погружая очередного ребеночка в большой чан с кипящим драконьим пометом, ты просто оправдываешь собственную юность. Заявляешь – она мне дико не нравится, я считаю первую половину своей жизни потерянной и несчастной, но это – общий случай.

– Класс, – Визитер впервые посмотрел Скицыну в глаза. – Зарову должно быть крайне интересно. Сколько я тебе должен за сеанс психоанализа?

– Это дорогая забава, разоришься. Таким образом, наш монстроподобный устрашитель детей превратился в человека, просто раз за разом убивающего свое детство. Здорово?

– Куда уж лучше.

– Вот так-то… – Скицын хлопнул его по плечу. – Не сердись, я шучу. На самом деле я вовсе ничего такого не полагаю.

– А доклад сделаешь?

– Ну… если позволишь. Пиво кончилось, что будем? Есть хорошее сухое винцо, есть прекрасный «смирнов», настоящий, русского производства.

– Водку. Степан, я тебе хочу задать дурацкий вопрос. Из фильма «Игрушка». «Кто большее чудовище, я, приказывающий вам скинуть штаны, или вы, готовый оголить собственный зад?»

– А, достало? Конечно, ты. Написал, увлек, заставил поверить. Мы, читатели, народ слабый, податливый, верим легко, раскрыв рот.

– Особенно ты такой.

– Что я? – Скицын быстро поднялся. – Я своих комплексов не скрываю, я их холю и нежу! Профессия такая!

ЩЕЛК…

Визитер прикрыл глаза. Повезло же ему с Прототипом.

КАРТИНКИ СЛИЛИСЬ. НИКОЛАЙ И ИЛЬЯ УВИДЕЛИ ДРУГ ДРУГА.

Удачи тебе, Прототип Силы.

Шедченко принял ледяной душ, обтерся махровым полотенцем. Хорошо, что вчерашняя баня завершилась не пивом, а зеленым чаем. Ничуть не хуже… особенно поутру.

Видимо, пока он мылся, ему принесли одежду. Непривычный такой костюмчик, штатский, но чертовски удобного спортивного кроя. Шедченко оделся, посмотрел на себя в зеркало. Даже не военный, пожалуй. Бывший штангист, удачно удерживающий форму.

Растолстел он все же на штабной работе…

В дверь постучали и вошли, прежде чем Николай успел ответить. Хайретдинов был собран и деловит. Молча опустил на разложенную кровать дипломат, кивнул:

– Открой.

Шедченко откинул крышку. Достал пистолет, подбросил на ладони, привыкая к тяжести оружия. «Стечкин». Хорошая машинка, по недоразумению названная пистолетом.

– Спасибо, Рашид… Это было сложно?

– Достаточно. Какого хрена ты украинский гражданин?