Александр Громов - Человек отовсюду

С микробов – что возьмешь? Но люди?! В смысле, «практически люди», по терминологии Вилли? Выполняли ли они заказ бездумно, как механизмы, или, вообразив себя высшими существами, в грош не ставили обыкновенных смертных, слабо использующих свои мозги?.. Я прошипел краткое ругательство. Нет, я никогда не симпатизировал марцианам, очень уж беспардонно они вели себя с теми, кто слабее, но стерилизации их планеты я им никогда не желал, это точно.

Вилли храпел. Мне хотелось поднять его пинками и заставить отвечать на вопросы, но я не знал, как к таким действиям отнесется черный корабль. В конце концов буря в моей душе постепенно улеглась, я начал спрашивать себя, почему я решил, что сразу пришел к правильным выводам, и сам не заметил, как задремал в кресле.

– Вставай! Другого места не нашел спать?

Вилли тряс меня за плечи. Я открыл глаза и понял, что это был не сон. Я находился не во всамделишном бунгало, а в черном корабле; корабль же стоял на планете Новый Синай.

– В следующий раз ложись в спальне на кровать или прямо на пол, – дал мне Вилли ценный совет. – Неудобно же в кресле.

Он был прав. Я шевельнулся и понял, что отсидел себе то, что самой природой предназначено для сиденья, а еще не желала разгибаться спина. Ее я переупрямил и сумел встать. Побаливало в боку, чуть-чуть шумело в голове, было сухо во рту. Зато Вилли выглядел совершенно свежим, будто не он, а кто-то другой вылакал вчера полторы бутылки глисса. Я решил отложить на будущее выяснение вопроса, кому он обязан бодростью – превосходным качествам напитка или воздействию черного корабля? Второе, по-моему, было вероятнее.

– Когда мы взлетаем? – спросил я.

– Мы уже летим.

– А…

– Иди умойся и приходи завтракать.

Все-таки к этому надо было привыкнуть. Я летал на антиграв-катерах, боевых платформах, туннельных кораблях и атмосферных челноках, но я никогда не летал по Галактике в жилом домике, где сквозь жалюзи просвечивало фальшивое солнце, исправно работал самый заурядный ватерклозет, а из банального водопроводного крана текла самая обыкновенная озонированная вода. На мой вкус, в гостиной не хватало камина, но такую-то ерунду корабль наверняка мог вырастить в секунду, стоило лишь ему приказать.

Как все-таки Вилли управляет кораблем?

Поразмыслив, я решил не приставать к нему с такими вопросами. Раз уж он начал вербовать меня вторично, значит, сам скажет все, что я должен знать, а я произведу благоприятное впечатление. Скромность украшает.

– Сейчас мы выглядим извне как темный сгусток? – полюбопытствовал я, вернувшись в гостиную.

– Никак мы сейчас не выглядим извне, – сказал Вилли. – Мы на внешнем уровне Ореола.

– Хм… Не хочу показаться назойливым, но все же… Ореол – он что такое?

– Комплекс вложенных друг в друга пространств. Как луковица. Внешний уровень граничит с привычным тебе пространством. Мы можем его наблюдать, но нас невозможно оттуда обнаружить. А чего ты стоишь? Садись, еда сейчас будет. Ты что любишь на завтрак?

Я сел. На столе начало что-то расти, но я не смотрел на стол.

– Надо ли понимать это так, что черный корабль становится видимым, только когда он появляется в нашем пространстве?

– В нашем? – презрительно фыркнул Вилли. – В каком это нашем?

– Ну… в человеческом.

– Ответ: да. Хотя нет ничего проще сделать корабль невидимым где угодно.

Я потер вспотевший лоб.

– Тогда объясни мне, зачем черные корабли то и дело показываются людям на глаза, когда занимаются наблюдениями?

– Во-первых, мы далеко не всегда занимаемся только наблюдениями, – парировал Вилли. – Во-вторых, люди с их примитивной техникой и убогим интеллектом все равно бессильны причинить вред черному кораблю, так что нам решительно все равно, видели они его или нет. В-третьих, если ты имеешь в виду себя, то я могу ответить тебе предельно откровенно: я дважды нарочно показал тебе черный корабль. Мне была интересна твоя реакция. Проговоришься ли ты мне об увиденном? Сообщишь ли кому-нибудь еще? Ты промолчал, и это оказалось последним аргументом в твою пользу. Я доложил о тебе. Ты нам подходишь.

– Для чего? – спросил я.

– Для работы мусорщика.

В первый момент я решил, что ослышался. Во второй – подумал, что Вилли неудачно схохмил. Но он был серьезен.

– В смысле? – спросил я.

– Ювелир полирует драгоценные камни, чтобы выявить их красоту, – ответил он. – Мусорщик работает с мусором, утилизирует его или убирает с глаз подальше, а если в мусоре оказалась ценная вещь, выброшенная ошибочно, – возвращает ее в оборот. И то и другое – творческая профессия, разница только в «сырье». Не думаешь ли ты, что работа, скажем, ландшафтного дизайнера полезнее работы мусорщика? Оба они делают мир лучше.

Я только сейчас заметил, что на столике передо мной стоит тарелка замечательной, если судить по запаху, кугги, настоящей твердианской кугги по-новопекински, а рядом исходит паром большая чашка черного кофе. Вилли учел мои гастрономические пристрастия, если только это сделал он, а не корабль по своему машинному разумению.

Против всех ожиданий, во мне проснулся аппетит. Кугга оказалась превосходной не только на запах, но и на вкус, а кофе – нужной крепости и с малой толикой сахара, как я люблю. Какую, интересно, субстанцию преобразует корабль в человеческую пищу? Топливо? Сам себя? Темную материю? Космическую пыль? Во мне вновь зашевелился недобитый инженер, остро завидующий чужим технологиям. Нет, насчет космической пыли – это вряд ли… Есть ли вообще в Ореоле такое понятие, как космическая пыль?

Я ел куггу, запивал ее кофейком и думал о сделанном мне предложении. Лестно ли оно? Как сказать. Для уважаемого горожанина в благоустроенном городе работа мусорщика постыдна, таковы уж предрассудки «цивилизованных» людей. Но для парня, вырвавшегося в тот же город из диких мест, такая работа вроде манны небесной и сильно возвышает его над оставшимися в диких местах соплеменниками. Моя Твердь даже по сравнению с Землей – убогое захолустье, а уж в сопоставлении с Ореолом она попросту ничто. С другой стороны, я уже не очень-то твердианин, моя родная планета перестала меня радовать. Кто я? Космополит? Человек отовсюду? Наверное. Но кем бы я ни был, я все равно человек из человеческого мира, а значит, с точки зрения ореолитов, типичный дикарь с дурными привычками, дикими предрассудками, потемками в душе и массой необузданных желаний в довольно-таки тупой голове. Обидно, но факт. И Вилли, выходит, такой же.

– Сам-то ты кто? – спросил я, выскребая тарелку. – Мусорщик?

– Он самый.

– А я думал, ты старший мусорщик, – заявил я, – раз тебе поручена вербовка новых рабочих в свою команду.

Шпилька не удалась.