Сергей Галихин - Последний хранитель вечности

Паша зачехлил меч. Он поднял взгляд и еще раз взглянул на старика. Морщинистое лицо, высохшее тело, подслеповатые глаза… Вместе с этим чувствовалась какая-то уверенность, с которой старик все это сейчас говорил. Как будто он сто раз прыгал через пропасть и в сто первый раз все должно было повториться с неизменным успехом. – Я верю, у тебя всё получится, – сказал на прощанье Смирнов, когда Павел щелкнул замком опирая дверь, и его взгляд очень быстро опять стал стеклянным, смотрящим в никуда. Васильков распахнул дверь и вышел из комнаты. Трое ожидающих в коридоре вопросительно посмотрели на него. Паша отрицательно покачал головой. – Извините за причинённое беспокойство, но вы были правы, всё напрасно, – сказал он Ольге Николаевне, а полковнику глазами показал на дверь. – Спасибо Вам большое. Жаль только что… До свидания. Васильков опустил взгляд и быстрым шагом направился к выходу. Санитар выкатил старичка из кабинета и повёз обратно в палату. Лукьянов попрощался с врачом и быстро зашагал следом за Пашей. Они вышли на лестницу, а затем на улицу. Вечерело. На землю спускались сумерки. По территории лечебницы шли молча. Полковник ни о чем не спрашивал, и лишь когда сели в машину, он задал первый вопрос. – Ну?

– Что ну?

– Тот не тот… О чем ты с ним разговаривал десять минут?

– Всё равно не поверишь. – Посмотрите на него. Новое поколение выбирает пепси! Настолько крут, что один против всех!

– Ну, хорошо, хорошо. Не сердись, – сдался Паша. – Дядь Лёш, ты в Бога веришь?

– Местами. – Как это?

– Когда в меня стреляли или чудом выжил после взрыва, верил. А когда убийц в суде оправдывали, то нет. – Если есть Бог, то есть и дьявол? Так вот, тот, кто пытается трахнуть меня по голове…

– Дьявол! – вставил Лукьянов. – Точно. – Слушай, давай вернёмся? – предложил дядя Лёша. – Тебе здесь койку выделят. Я договорюсь…

– Если не веришь, тогда зачем спрашиваешь? – Паша понемногу тоже начал злиться. – Не хочешь, не говори! И нечего сказки рассказывать!

Беседа перешла на повышенные тона. Где-то вдалеке, у заднего сиденья, послышались первые глухие раскаты грома. То там, то тут сверкали молнии. Под крышей автомобиля надвигалась гроза. – Всё, мир, – после большой паузы первым заговорил полковник. – Не хочешь рассказывать, ну и хрен с тобой. Ты просил его найти, я нашел. А дальше…

У меня своих забот хватает. – Спасибо, дядь Лёш. Ты не ошибся, это тот, кого я искал. Без него бы мне хана. – Умгу. Еще минут десять споров – тебе бы и с ним хана. Васильков улыбнулся и завёл машину. Он понял, что некрасиво поступил с полковником, но просто извиниться было мало. Паша надеялся найти решение по дороге домой, только этого не произошло. Они расстались с нехорошим осадком в душе. На следующий день Васильков отправился в парк, прихватив с собой кроме меча небольшой рюкзак. Паша старался, по возможности, предусмотреть большинство осложнений, взяв с собой минимум вещей. После недолгих вечерних размышлений, в нём оказались: кусок сала, буханка хлеба, две фляги, одна с водой, другая со спиртом, фонарь, бензиновая зажигалка, метров двадцать верёвки и большой охотничий нож.

На следующий день, хорошо выспавшись и плотно позавтракав Васильков, отправился на поиски двери в параллельный мир. Со стороны он выглядел достаточно глупо, шагая по хлюпающей жиже, в кедах, свитере с глухим воротником, джинсах и штормовке. За спиной у Василькова был рюкзак, а на левом плече зачехлённый меч. Последнее время Паша носил его клапаном вниз. При необходимости лёгким движением левой руки чехол расстёгивался, меч выскальзывал рукоятью вниз, и попадал в правую руку. У подъезда возникла мысль вернуться и поменять кеды на сапоги, но уж больно серьёзной была цель путешествия, чтобы возвращаться назад. Первая половина обычного рабочего дня. Серое небо над головой, а под небом красные, хотя и тронутые реставрацией, но всё же развалины. Прогуливающихся в парке не было. Лишь легкий ветерок блуждал среди стволов голых деревьев. Паша прохлюпал до первой беседки. Пальцы ног давно уже ощущали влагу, но сменить шерстяные носки Васильков решил после того, как он отыщет дверь или же наоборот, когда шансов не останется вовсе. В первой беседке ничего не было. Выйдя из неё и оглянувшись вокруг, Васильков невесело пропел:

У природы нет плохой погоды, Каждая погода благодать.

Несомненно, даже в слякотной и сырой поздней осени есть своя прелесть. Только, какая-то, уж очень своя. Постояв немного созерцая окрестности, Паша вдруг поймал себя на мысли: а не шутник ли старый дед? Вдруг он не поверил и нарочно дал ложный след. А сам в тот же вечер сбежал из психушки и прячется где-нибудь у зазнобы. Или и того хуже. Съехала у старичка крыша от всего увиденного им за длинную жизнь. Натурально. По полной программе. Паша не ошибся и нашел того, кого искал, только вот старичок был уже давно невменяемым. И наплел он юному гостю, что-нибудь из своих видений. Выходя из четвёртой беседки, Васильков заметил, что на противоположном берегу пруда тоже есть маленькие серые домики, вот только лес там, в два раза больше. Но Паша задумался об этом всего лишь на минуту. После чего он продолжил проверку с твердым намерением довести дело до конца. На шестой беседке поиск увенчался успехом. Васильков стоял лицом к задней стене маленького каменного домика и еле дотрагиваясь рукой, медленно провел по холодной каменной стене. Рельефное изображение, напоминавшее дверь, скользнуло под пальцами. Оно бросилось в глаза сразу. Кованые железные петли, массивная ручка, замочная скважина. Всё, как у настоящей двери, только из камня. В правом верхнем углу, как и предупреждал старик, фонарь без труда отыскал отверстие, скорее даже вмятину. В внутри ее был тот же рисунок, что и на мече.

Выйдя из беседки, Паша осмотрелся. Волнение переполняло его. Васильков еще раз окинул окрестности взглядом и пришел к выводу, что ему не очень-то хочется уходить из этого мира. Это был даже не страх или предчувствие, что он сюда больше не вернётся. Скорее ностальгия. Ностальгия по тому, что он еще не утратил, но это вот-вот произойдет. А может, на самом деле, это обычный страх? Нужно быть сумасшедшим, чтобы, не испугавшись, добровольно, шагнуть в бездну. Васильков еще раз набрал полную грудь воздуха и с шумом выдохнул. Вернувшись в беседку, он подошел к стене и расчехлил меч. Держа его за лезвие, Паша совместил рисунки и, зажмурившись, приготовился к чему-то страшному. Ничего особенного не случилось. Паша открыл один глаз и вращательно-круговым движением оценил обстановку. Никаких изменений не произошло. С чувством ребенка, которому обещали купить велосипед, а дали конфету, рука с мечом устремилась вниз. Ощущение собственной глупости – очень интересное ощущение. Главное, не привыкнуть к нему и не начать ловить от этого кайф. Если же испытывать его изредка, то оно бодрит, ставит на место. Заставляет реальнее относиться к своим возможностям. Между прочим, за одного битого двух небитых дают. Где-то за спиной чирикали воробьи, жизнь продолжалась. Каменная дверь на дальней стене беседки медленно растворялась в ярком белом свете, постепенно превращаясь в подобие большой шаровой молнии. В спину ударил сильный порыв ветра. Васильков перевернул меч и теперь держал его перед собой двумя руками. Горло высохло и окаменело. Из него не могло вылететь ни звука. Поэтому одни лишь губы прошептали «БАНЗАЙ». С этим воинствующим шепотом Васильков сделал шаг вперёд, и пламя поглотило его.