Валерий Алексеев - Школа одаренных переростков

— Какой? — спросил я.

Сердце у меня замерло. Хотя что еще хуже можно услышать?

— А такой, что, как только мы расхотим играть в их игру, вся эта система, — Олег сделал широкий жест рукой, — вся эта система перестанет работать.

— Ну и пускай перестает! — крикнул я. — И пускай убираются ко всем чертям. Мы же у себя дома, в России не пропадем!

— Нет, Лёха, — сказал Олег, — в том-то и дело, что мы не в России.

Я опешил:

— А где же еще?

— Да черт его знает.

Я посмотрел на Олега — он не шутил.

— Постойте, — растерянно сказал я. — Я прилетел сюда на нашем самолете и никаких границ не пересекал.

— Ты в этом уверен? — поинтересовался Олег.

— Ну как же! У меня и загранпаспорта нету.

— Загранпаспорт — это, конечно, аргумент, — сказала Соня. — А как ты себя чувствовал во время полета? Головка не кружилась?

Я похолодел.

— А что… у вас тоже? — спросил я после паузы.

— В том-то и дело, — ответила Соня.

И вновь наступила долгая-долгая тишина.

— Слушайте… — спохватившись, заговорил я. — Но если это так… если вы меня не дурачите, то как же можно… Как же можно паясничать, кувыркаться? В теннис играть? Говорящих стрекоз разводить? Гребешки себе отращивать?

— А что ты предлагаешь? — спокойно спросил Олег.

Меня взорвало:

— Ну, знаете ли! Если вы несколько месяцев только меня и дожидались, чтобы задать этот вопрос… то знаете, кто вы? Не люди, а божьи коровки!

Олег хмыкнул.

— Ну, вот и для Дениса с Леной кличка нашлась, — сказала Соня. — Они называют это "пассивным участием".

— Вопрос терминологии, — холодно возразил из-за стены белобрысый. — Можно назвать это оптимальным вариантом поведения в экстремальной ситуации. А за божью коровку кому-то придется ответить.

— Между прочим, — заметил Олег, — это относилось не только к тебе. Алексей имел в виду, что все мы здесь божьи коровки.

— Или попросту трусы! — сказал я сердито. — Занюханные конспираторы! Не знаю, как вы, а я не собираюсь сидеть сложа руки.

— А что ты собираешься делать? — спросил Олег.

— Подойду завтра утром к Иванову и спрошу напрямик: "Вы российский гражданин или нет? Если нет, мы требуем немедленно вернуть нас на родину".

— Кто гражданин? — вскинулся Юрка. — Иванов гражданин? Во дебил. И этого дубаря еще кто-то сообразительным называл. Тебе же русским языком объяснили: не человек он, а инвентарь, оборудование. Вроде унитаза. "Гражданин унитаз, где производили вас? Если вы унитаз иностранный, лучше буду ходить я…"

— Ну ты, поэт, — остановил его Олег. — Не увлекайся.

— А что? — веселился Юрка. — Я ничего плохого не говорил. "Если вы унитаз иностранный, лучше буду ходить я в ванной". Каждый понимает в меру своей испорченности.

Я мог бы объяснить наглецу, что сказал «гражданин» намеренно: мы ведь не обязаны раскрывать перед анонимами все наши карты.

Но решил промолчать: хочется человеку думать, что кругом дураки, — пускай думает.

— У меня тоже вопрос к предыдущему докладчику, — подал голос Денис. — Мне послышалось слово нас: "Требуем вернуть нас на родину". Кого это вас? Интересно узнать.

— Вас — это нас, — пояснил я. — Всех нас.

— А мы тебя в защитники не нанимали. Говори за себя.

— Тогда уж ты тоже.

— Что тоже? — не понял белобрысый.

— Ты тоже не говори слово мы .

— Хорошо, я скажу за себя. Лично я на родине ничего не потерял. У меня там больше никого нет. Возвращаться туда я не собираюсь. И думаю, что я такой не один.

Ну, что на это можно было сказать? Раньше Диня пел по-другому. Значит, хрупкая Леночка оказалась сильнее.

— А кстати, где Лена? — спросил я. — Почему она не подключается к нашему разговору?

— Она не хочет, — ответил Дмитриенко. — Ей всё это лилово.

И вновь над нами, как говорили в старину, пролетел тихий ангел.

Я буквально чувствовал толстую матово-белую полусферу, нависшую над крышей общежития, над темными пальмами, над моей головой.

Мама, газетный киоск у перекрестка, огни магазинных витрин, снежные кучи вдоль тротуаров — всё это было где-то далеко… или нигде, как мираж.

— Телевизор работает? — спросил я.

Откликнулась дистанционная Соня.

— Что? Телевизор? Сто лет не включала.

Олег протянул руку, не глядя нашарил тумблер. Раздался громкий щелчок.

Минуту мы с ним смотрели на темный экран, потом он засветился голубым… Пусто.

— Ну, так где же все-таки мы находимся? — спросил я как можно более беспечно, но голос меня подвел: я охрип и закашлялся.

— Трудно сказать, — проговорил Олег и выключил телевизор. — Нет внешних ориентиров. Во всяком случае, далеко: видишь, антенны брать перестали.

— Далеко — в каком смысле?

— В самом прямом, — ответил Олег и отвернулся к окну.

— Ну, а лес, озёра?

— Это всё, Алёша, кино, — сказала Соня. — Вот, самолетик тебе показывают.

В самом деле, по белому куполу плыли, мигая, красный и зеленый бортовые огни.

— Чернобурые лисицы — тоже кино? — спросил я.

— Какие лисицы? — не понял Олег.

— К черту подробности! — сказал я. — А письма?

— Письма приходят только с их марками, — ответил Олег. — Это проверено. В ящике они сгорают, письма твои. А адресат на Земле получает их копии.

"Адресат на Земле…".

На Земле…

Слово было сказано, и я замер с открытым ртом.

— Вот такие дела, Алёха, — сказал Олег и посмотрел на меня в упор. — Кстати, двигатели, если они здесь есть, были включены буквально в момент твоего прибытия.

Я это помнил.

"Вот так мы и живем", — сказал тогда Иванов.

Я обозлился:

— На что они рассчитывают, подонки? Ведь нас же хватятся!

— Навряд ли, — возразил Олег. — Они знали, кого выбирать. Мы дети Галактики, ничейный народ. До тебя только Денис переписывался с кузеном…

— Больше не переписываюсь, — сказал невидимый Денис. — Потерял интерес.

— Почему? — спросил я.

— Сволочи они все, — был ответ.

— Ну вот, — подытожил Олег. — Значит, ты, Лёха, один остался писатель. Бросай это дело, побереги свою маму, она ничем нам не может помочь. Вообще в нашем положении нельзя делать резкие движения. Последствия могут быть самые неожиданные.

— Например?

— Например, они прекратят эксперимент и отправятся набирать новую партию.

— А мы?

Олег пожал плечами.

— Они этого не допустят! — запальчиво сказал я.

— Ты же сам назвал их подонками, — напомнила Соня.

Я умолк.

— Возможно, они уверены, что творят нам добро, — сказал я, подумав. — Вся беда в том, что мы в запаянной колбе, и никаких каналов связи не предусмотрено. Что-то они недоучли.

— Хоть бы знать, — проговорила Соня, — где они прячутся!

— Почему прячутся? — возразил я. — По куполу, наверное, ползают.