Валерий Алексеев - Школа одаренных переростков

И куда, вы думаете, я с этим вопросом отправился?

Естественно, к Денису Дмитриенко.

"Отправился" — это фигурально сказано. На самом-то деле я никуда из своей комнаты не выходил. Чего ради шляться по общежитию? В нашем положении одаренных переростков было множество удобств, грех ими не воспользоваться.

Я врубил свою, как это принято здесь называть, дистанционку и стал ворочать мысленным лучом, прощупывая стенные толщи жилого корпуса.

— Лёха, ты? — Это Олег.

— Алёшка, почему не спишь? — Это Соня.

— Вот приду сейчас и уши оборву! Заколебали. — Это Юрка Малинин.

Всем им я отвечал:

— Ферцайюнг, фальш фербунден.

В смысле: "Извините, ошибся номером".

По-немецки — единственно для того, чтобы избежать лишних вопросов.

Рита Нечаева, само собой, капитально молчала. Спала, прикрыв голову мягкой теплой подушкой неведения.

Тут я впервые подумал, что ее неспособность к прослушиванию, возможно, носит страусиный характер. Не умеет, потому что не хочет. Не хочет — потому что боится. Боится узнать, что о ней думают. Вообще боится узнать что-нибудь страшненькое.

Но это было частное соображение, отвлекавшее меня в сторону от расследования.

Наконец я нашарил ателье Дмитриенки.

— Денис?

— Кто там? — откликнулся сонный портняжка. — А, это ты, Гусак… Чего тебе? Ни сна, понимаешь, ни отдыха…

— А не ты ли допекал меня своим вытьём?

— Каким еще вытьём? Старик, о чем ты?

— Не ты ли выл мне на ухо: " Вы-ы-пустите меня отсюда ?.".

Надо было расслабить белобрысого, напомнить ему о доброй дружеской шутке.

Трюк подействовал.

— Во-первых, не по ночам, — фыркнул Денис. — А во-вторых, это был не я.

— Ты, Диня, ты. Теперь пришло время расплаты.

— Ладно, — вздохнул Дмитриенко. — Плати, только быстрее.

— Да это не я тебе, это ты мне будешь платить.

— Чем?

— Информацией.

— Какой еще информацией?

— Про твоего двоюродного брата.

От неожиданности Дмитриенко долго молчал.

— А какое тебе… — начал он — и рассвирепел. — Слушай, ты что, с крюка сорвался?

— Да, — миролюбиво ответил я, — сорвался. И спать тебе я всё равно не дам. Пока не ответишь. Я псих ненормальный. А психи — они все жутко настырные.

— Чего тебе от меня надо? Чего ты добиваешься?

— Хочу узнать, что случилось с твоим братом и отчего ты разлюбил свою родину.

— А ты случайно не гэбэшник? — поинтересовался Дмитриенко.

— Нет, но люблю всё знать.

— Тогда знай: нет у меня никакого брата. Понял?

— Понял. А кто есть?

— Кузина.

— В смысле, двоюродная сестра?

— Именно это я и имел в виду. Ваш интеллект ошеломляет.

— И ты с нею переписывался?

— Допустим.

— А потом переписка оборвалась?

— Так точно, я прекратил переписку, о чем уже давал показания. Еще вопросы есть?

— Последний вопрос. Что она тебе такого написала?

— Ну, это уже наглость! — возмутился Дмитриенко. — Даже психи границ не переходят. Или тебе неизвестно такое понятие, как частная жизнь?

— Можешь не отвечать: любой твой ответ будет использован против тебя. Так что лучше я сам скажу. Она написала, что у нее появился друг. И его фамилия Сергеев. Серёжа Сергеев.

Откуда взялся этот Серёжа — понятия не имею. Однако действие он возымел, на что я, собственно, и рассчитывал.

— Во-первых, не Серёжа, а Миша, и не Сергеев, а Михайлов, — помедлив, отозвался Денис. — А во-вторых — какое тебе до этого дело?

— Самое прямое. Мою переписку с мамой пытается сорвать некто Егор Егорович Егоров. Тебе это не кажется странным?

— Нет… не кажется, — проговорил Дмитриенко.

Но в его голосе не чувствовалось особой уверенности.

Надо было ковать железо, пока оно не остыло.

— Не знаю, насколько тебе дорога твоя кузина, — сказал я, — но на твоем месте я бы позвонил ей и выяснил поподробнее, что за птица этот Миша Михайлов и нельзя ли пощипать ему перья. У меня всё. Ихь вюнше иннен гутен нахт. Желаю вам доброй ночи.

На это Денис ничего не ответил.

Да и что с него взять? У него же нет немецкого самоучителя.

Закончив этот разговор, я долго стоял у распахнутого окна, глядя в белое искусственное небо и дыша чистым искусственным воздухом.

Тут в дверь постучали. Легкий девичий стук.

Это могла быть только Рита Нечаева: у нее же нет дистанционки.

Значит, Черепашка отменила свое добровольное заточение?

Шаг разумный, хотя и несколько несвоевременный: время позднее, а мне еще предстояло сделать кое-какие звонки.

Но я ошибся: на мое "Входите, не заперто" в комнату вошла Леночка Кныш.

Вот уж истинно — редкая гостья. За всё время учебы Леночка ни разу не переступала мой порог. Мы с нею как будто не существовали друг для друга, хотя к рыжим девчонкам я предубеждения не питаю, да и она смотрела в мою сторону без особого отвращения, а один раз даже спасла меня — от ядовитого «тархуна» Дмитриенки.

Красивенькая девочка, разве что глаза как будто больные — из-за светлых ресниц и окружения темных конопушек.

Короче, мы с Леночкой ничего друг против друга не имели, и тем не менее между нами стояла стена из пуленепробиваемого стекла.

Хотя я знал об этой девчонке намного больше, чем ей бы хотелось: когда принимаешь на себя боль человека, поневоле пропускаешь через себя самые разные попутные сведения. Так, например, мне было известно, что у нас с Леночкой Кныш несовместимость по резус-фактору: информация лично мне совершенно бесполезная, но тем не менее точная.

Может быть, всё дело именно в этом? В безотказном доступе к информации?

Гипотеза красивая, но неверная: стена между нами возникла с первой встречи, когда я еще и не подозревал, что буду у этой рыженькой домашним врачом.

Кстати говоря, Софья меня так близко к себе не подпускала: эта кобылка вороная упорно не желала болеть.

Олег и Юрка были здоровые мужики, а вот Диня Дмитриенко доставлял мне порой неприятности по причине врожденной склонности к астме.

О Черепашке даже не упоминаю: мы с нею были почти что свои.

В общем, я очень удивился, увидев рыженькую у себя на пороге. Настолько удивился, что даже не предложил ей ни войти, ни сесть, и она, после некоторого выжидания, распорядилась этим делом сама.

Одета Леночка была по-домашнему. На ней был длинный халат из голубого шелка, расписанный зелеными и красными попугаями. Когда моя гостья опустилась в кресло, откинулась к спинке и закинула ногу на ногу, тяжелый шелк пополз с ее колена. Кожа у нее была совершенно снежной белизны, как это свойственно рыжеволосым.

"Внимание, Алексей, — сказал я себе. — Похоже, нас собираются обвораживать".

Эта мысль была, естественно, скрыта за надежным блоком и до Леночки не дошла.

— Красиво у тебя, — сказала Леночка вслух, оглядев мою меблировку.