НФ: Альманах научной фантастики 36 (1992)

– Понял, - перебил профессора Удалов. - Нужно запретить учить будущих бюрократов читать и писать. Оставим их неграмотными!

– Они уже грамотные, - сказал Белосельский.

А Минц добавил:

– К тому же бюрократами не рождаются. Ими становятся. И опять же по велению бумаги. Потому я предлагаю лишить нашу бюрократию бумаги!

– Как так лишить? - удивился Белосельский.

– Физически. Не давать им больше бумаги. А не будет бумаги, им не на чем будет писать инструкции и запреты, а вам не на чем будет составлять для них отчетность.

– Но как?

– Вы не можете закрыть все учреждения, вы не можете выгнать бюрократов на улицу. Но в вашей власти отказать им в бумаге. Вся власть Советам!

Слова мудрого Льва Христофоровича запали Белосельскому в душу. Не сразу, а собрав вокруг себя сторонников, обдумав процедуру, он издал указ, радостно встреченный всем населением:

«Отныне и навсегда ни одно учреждение города Великий Гусляр не имеет права держать в своих стенах никакой бумаги, кроме туалетной и предназначенной для написания заявления об уходе (по листку на каждого чиновника)».

Мы не будем описывать здесь, как сложно было перекрыть доступ бумаге в учреждения и конторы, как хитрили и изворачивались руководители этих контор, как пришлось ставить добровольцев на городских заставах, чтобы пресечь контрабанду бумаги из области и даже из Москвы. Но если народ решил, то народ справится!

Бумажный поток был перекрыт. Город вздохнул свободно. Бравые патрули перехватывали врывающийся в город поток бумаг и тут же сдавали в макулатуру. Уже через две недели на эту макулатуру каждый житель города получил по книге Дюма и собранию сочинений писателя Пикуля.

С каким наслаждением шел утром на работу Корнелий Удалов, а также все его сограждане! Они были уверены, что никто не будет отвлекать их от созидательного труда. И производительность этого труда резко возросла.

Учреждения затаились. В их недрах шли бесконечные совещания, но так как протоколы приходилось вести на туалетной бумаге, они оказывались недолговечными и наутро приходилось совещание повторять, так как совещание, не оформленное протоколом, считается недействительным.

Удалов с Белосельским со дня на день ждали светлого момента, когда откроются двери Горснаба, Горстата, Горотчета, Горпромпроса, Горплана и других контор, и оттуда выйдут сотрудники и сотрудницы, чтобы сдаться на милость победителей и перейти к станкам, больничным койкам, классным доскам и прочим местам, где так не хватает людей. Но двери не открывались.

Прошла неделя. И вдруг Удалов, проходя по Пушкинской, увидел скромное объявление. Оно звучало так: «Горотчету на постоянную работу требуются каменщики, ткачи, вышивальщики, граверы и чеканщики. Оплата по ставкам ведущих экономистов, тринадцатая зарплата гарантирована».

Сердце тревожно забилось. И еще тревожней стало Удалову, когда он на следующей улице увидел такое же объявление, вывешенное Горпромпланом.

Худшие подозрения Удалова подтвердились в тот же день. Примерно за час до обеда к нему в контору вошли три дюжих молодца. Они волокли большую гранитную плиту. На плите были тщательно выбиты буквы.

ИНСТРУКЦИЯ

по учету использованной арматуры в пересчете

на погонные мэтры и кубические сантиметры.

Для служебного пользования.

Срочно.

Ответ предоставить в течение 24 часов под личную ответственность.

Молодцы поставили плиту к стене. Солнце, заглянувшее а комнату, осветило своими теплыми лучами глубоко выбитые строчки.

– Распишитесь в получении, - сказал один из молодцев, притягивая Удалову медный лист и молоток с долотом. - Вот тут выбейте свою фамилию.

До обеда Удалов выбивал по меди свою фамилию. А из соседних фабрик, контор, магазинов и учебных заведений ответно постукивали молотки - руководители и директора расписывались в получении инструкций.

Вместо обеда Удалое кинулся к Белосельскому.

Тот был в трауре. Стены его кабинета были заставлены разного размера каменными плитами, медными и железными листами, на столе лежали грудой шелковые и хлопчатобумажные свитки с вышитыми на них запросами, жалобами, анкетами и рекомендациями.

Посреди кабинета стоял профессор Минц и сдержанно улыбался.

– Ну что вы улыбаетесь! - завопил Удалов с порога. - Они нас победили! Лучше я буду расписываться на бумаге, чем как египетский раб выбивать свою фамилию на твердых предметах.

– Не падайте духом, Корнелий, - произнес Лев Христофорович. - И вы не падайте, товарищ Белосельский. Враг пошел на последние, крайние меры. Значит, он слабеет.

– Да вы посмотрите в окно, - сказал Николай. - Отсюда видно - они беспрерывно куют и вышивают! Они все при деле! Они расширяют штаты.

– А мы хитрее, - сказал Минц. - На прошлом заседании вы отказали в создании кооператива гранильщиков, кооператива вышивальщиц, артели чеканщиков?

– Мы не отказали. Мы перенесли вопрос на будущее, потому что не были подготовлены нужные бумаги.

– Вот именно! Бумаги! А теперь у нас нет бумаг!

– А как же…

– И ты туда же, Коля? - строго спросил Удалов.

Лицо Белосельского озарила лукавая усмешка.

– Верочка! - позвал он секретаршу. - Вы можете вызвать ко мне председателей всех кооперативов? Сейчас. Спасибо.

Через час, без единой бумаги, оперативно и решительно в города были организованы кооперативы чеканщиков, гранильщиков, каменщиков, вышивальщиц и прочие добровольные организации, готовые внести свой вклад в развитие экономики и заработать при этом больше, чем могли заплатить городские учреждения, даме с учетом тринадцатой зарплаты.

Бюрократия лишилась рабочих рук.

Прошло еще пять дней. Жизнь в городе текла спокойно. Новых инструкций не появлялось.

Утром во вторник Удалов сказал жене Ксении:

– Ксюша, наша титаническая борьба с бюрократией кончилась в нашу пользу. Бюрократия потерпела поражение!

И тут из другой комнаты вышел сын Удалова, подросток Максимка.

– Папа, - сказал он, - мы в поход не пойдем.

– Почему же? - удивился Корнелий. - Ты же так готовился.

– Вчера приходил к нам один дядя из Горпромплана и всем нам предложил заработать.

– Вам? На каникулах?

– Папа, - сказал Максимка, - ты совершенно не следишь за дискуссиями о просвещении. Пора наконец приблизить школу к жизни. Наше образование находится в критическом положении. Я не хочу быть недорослем! Мой сверстник в Соединенных Штатах зарабатывает на каникулах сотни и даже тысячи долларов, разнося молоко и газеты!

– Остановись! - закричал Удалов. - Все стали образованные! Иди, зарабатывай. Но честным трудом!

– Я понял, папа, - сказал Максимка, - если мне предложат что-то бесчестное, я откажусь, даже если на эти деньги я мог бы купить мотороллер.