НФ: Альманах научной фантастики 34 (1991)

– Так. И что же такое, по-ихнему, прогресс?

– А по-ихнему, прогресс - это очень просто. Загнать нас всех в резервации, чтобы не путались под ногами, а самим на свободе изучать Зурзмансора и Шпенглера. Такое у меня, во всяком случае, впечатление.

– Что же, очень даже может быть, - сказал Павор. - Каков поп, таков и приход… Вот вы говорите: акселерация, Зурзмансор… А вы знаете, что говорит по этому поводу нация?

– Кто-кто?

– Нация!… Она говорит, что все беды от мокрецов. Дети свихнулись от мокрецов…

– Это потому, что в городе нет евреев, - заметил Виктор. Потом вспомнил про мокреца, который пришел в зал, и как дети встали, и какое лицо было у Ирмы. - Вы это серьезно? - спросил он.

– Это не я, - сказал Павор. - Это голос нации. Вокс попули. Кошки из города сбежали, а детишки обожают мокрецов, шляются к ним а лепрозорий, днюют там и ночуют, отбились от рук, никого не слушаются. Воруют у родителей деньги и покупают книги… Говорят, сначала родители очень радовались, что дети не рвут штанов, лазая по заборам, а тихо сидят дома и почитывают книжечки. Тем более что погода плохая. Но теперь уже все видят, к чему это привело и кто это затеял. Теперь уже больше никто не радуется. Однако мокрецов по старинке боятся и только рычат им вслед…

«Голос нации, - подумал Виктор. - Голос Лолы и господина бургомистра. Слыхали мы этот голос… Кошки, дожди, телевизоры. Кровь христианских младенцев…»

– Я не понимаю, - сказал он, - вы это серьезно или от скуки?

– Это не я! - повторил Павор проникновенно. - Так говорят в городе.

– Как говорят в городе, мне ясно, - сказал Виктор. - А вы-то сами что об этом думаете?

Павор пожал плечами.

– Течение жизни, - туманно сказал он. - Трепотня пополам с истиной. - Он посмотрел на Виктора поверх платка. - Не считайте меня идиотом, - сказал он. - Вспомните лучше детей; где вы еще видели таких детей? Или по крайней мере столько таких детей?

«Да, - думал Виктор, - таких детей… Кошки кошками, но этот мокрец в зале - это вам не кошки пополам с дождем… Есть такое выражение: лицо, освещенное изнутри. Именно такое лицо было у Ирмы, а когда она разговаривает со мной, лицо ее освещено только снаружи. А с матерью она вообще не разговаривает - цедит сквозь зубы что-то брезгливо-снисходительное… Но только если все это так, если это правда, а не грязная болтовня, то выглядит это крайне нечистоплотно. Что им нужно от детей? Они же больные люди, обреченные… и вообще, что за свинство - настраивать детей против родителей, даже против таких родителей, как мы с Лолой. Хватит с нас господина Президента: нация превыше родительских уз, Легион Свободы - ваш отец и ваша мать, и мальчишка идет в ближайший штаб и сообщает, что отец назвал господина Президента странным человеком, а мать назвала походы Легиона разорительным предприятием. А теперь еще является черный мокрый дядя и уже безо всяких объявляет, что отец твой - пьяная безмозглая скотина, а мать - дура и шлюха. Положим, что это и верно, но все равно свинство, все это должно делаться не так, и не их это собачье дело, не они за это отвечают, и никто их не просит заниматься таким просветительством… Патология какая-то… Если только это просветительство. А если похуже? Дитя начинает розовыми губками лепетать о прогрессе, начинает говорить страшные жестокие вещи, не ведая, что лепечет, но уже от младых ногтей приучаясь к интеллектуальной жестокости, к самой страшной жестокости, какую можно придумать, а они, намотав черные тряпки на шелушащиеся физиономии, стоят за сценой и дергают ниточки… и, значит, никакого нового поколения нет, а есть все та же старая и грязная игра в марионетки, и я был вдвойне ослом, когда обмирал сегодня на сцене… До чего же это мерзкая затея - наша цивилизация…»

– …Имеющий глаза да видит, - говорил Павор. - Нас не пускают в лепрозорий. Колючая проволока, солдаты, ладно. Но кое-что можно видеть и здесь, в городе. Я видел, как мокрецы разговаривают с мальчишками и как ведут себя при этом мальчишки, какими они становятся ангелочками, а спроси у него, как пройти к фабрике, - он тебя обольет презрением с ног до головы…

«Нас не пускают в лепрозорий, - думал Виктор. - Колючая проволока, а мокрецы гуляют по городу свободно. Но не Голем же это выдумал… Вот сволочь, - подумал он, - отец нации. Вот мерзавец. Значит, и здесь его работа. Лучший друг детей… Очень может быть, очень на него похоже. А вы знаете, господин Президент, на вашем месте я бы попытался разнообразить свои приемы. Слишком легко стало отличить ваш хвост от всех других хвостов. Колючая проволока, солдаты, пропуска - значит, господин Президент; значит, обязательно какая-нибудь мерзость…»

– На кой черт там колючая проволока? - спросил Виктор.

– А я откуда знаю? - сказал Павор. - Никогда раньше там не было колючей проволоки.

– Значит, вы там уже бывали?

– Почему? Не был. Но не первый же я здесь санитарный инспектор… да дело и не в колючей проволоке, мало ли на свете колючей проволоки. Детишек туда пропускают беспрепятственно, мокрецов оттуда выпускают беспрепятственно, а нас с вами туда не пустят - вот что удивительно.

«Нет, это все-таки не Президент, - думал Виктор. - Президент и чтение Зурзмансора, да еще и Банева - это как-то не совмещается. И эта разрушительная идеология… Если бы я такое написал, меня бы распяли. Непонятно, непонятно… И нечисто… Спрошу-ка я у Ирмы, - подумал он. - Просто спрошу и посмотрю, что она будет делать… Между прочим, и Диана должна кое-что знать…»

– Вы не слушаете? - спросил Павор.

– Виноват, задумался.

– Я говорю, что не удивился бы, если бы город принял меры. Причем, как и полагается городу, жестокие.

– Я тоже не удивился бы, - пробормотал Виктор. - Я не удивлюсь, если даже мне самому захочется принять кое-какие меры.

Павор поднялся и подошел к окну.

– Ну и погодка, - сказал он с тоской. - Уехать бы отсюда поскорее… Дадите вы мне книгу или нет?

– У меня нет книг, - сказал Виктор. - Все, что я с собой привез, все в санатории… Слушайте, а зачем мокрецам наши дети?

Павор пожал плечами.

– Это же больные люди, - ответил он. - Откуда нам знать? Мыто с вами здоровые.

В дверь постучали, и вошел Голем, грузный и мокрый.

– Спросим Голема, - сказал Павор. - Голем, зачем мокрецам наши дети?

– Ваши дети? - сказал Голем, внимательно разглядывая этикетку на бутылке с джином. - У вас есть дети, Павор?

– Павор утверждает, - сказал Виктор, - будто ваши мокрецы настраивают городских детей против родителей. Что вы об этом знаете, Голем?

– Гм… - сказал Голем. - Где у вас чистые стаканы? Ага… Мокрецы настраивают детей? Ну что ж… Не они первые, не они последние. - Он прямо в плаще повалился на кушетку и понюхал джин в стакане. - И почему бы в наше время не настраивать детей против родителей, если белых настраивают против черных, а желтых настраивают против белых, а глупых настраивают против умных… Что вас, собственно, удивляет?