НФ: Альманах научной фантастики 22 (1980)

– Изучаете историю? - сказал Патанэ. Он стоял за моей спиной и рассматривал последний кадр: пятая смена после прибытия на станцию.

– Как будто… - неопределенно ответил я, попрощался и ушел. Патанэ остался недоумевать - отчего это Яворский вдруг сник?

Было о чем подумать. На каком-то этапе рассуждений, еще вчера, я перестал верить Астахову, верить в его талант. Слово "неудачник", сон, версия самоубийства загипнотизировали меня, и я прошел мимо очевидных фактов. Если случайной могла быть гибель человека, то нельзя объяснить случаем, что все, кто работал на Ресте, делали впоследствии выдающиеся открытия. Именно впоследствии, а не до.

Я плохой психолог, но даже мне известно о существовании трансверсии. Любая мысль преобразовывается подсознанием по определенным законам. Сначала вы интуитивно выворачиваете мысль наизнанку. Вам говорят "белое", а вы начинаете думать о черном. Потом вступают в действие принципы увеличения и уменьшения - вторые по силе.

Допустим теперь, что у меня есть отличная идея - открытие, подсказанное интуицией или методикой, неважно. Я хочу, чтобы аналогичное открытие сделал, например, Тюдор, и главное - чтобы он воспринял открытие как свое. В разговорах с Тюдором я должен все время высказывать одну и ту же бредовую - или тривиальную? - но хорошо продуманную мысль, высказывать упорно, чтобы она вызвала у Тюдора внутреннее сопротивление, раздражение, чтобы она засела в его сознании. Нужные ассоциации родятся непременно. Настанет момент, и Тюдора осенит. Может быть, это случится уже на Земле. Будет он знать, почему все время думал именно а этом направлении? Вряд ли.

Что ж, как рабочая гипотеза это сойдет. Понятно, почему не было идей у Игина - он слишком мягкотел, трансверсия рассчитана на непременное внутреннее сопротивление слушателя.

Верить Астахову! Вот, что я должен был делать с самого начала. Не поддаваться словам-ярлыкам. Верить всему - людям и фактам! Но я знал, что в чем-то и кому-то верить не должен. Мучительная мысль - я не знал, в чем и кому. Сидел, думал, вспоминал - это было очень важно: вспомнить, в чем противоречие.

Да, вот оно! Притчи. Если действительно верить Астахову - притчи схватывают наиболее существенную сторону характера. Тюдор. Планета-память. Он должен все замечать и помнить. Любую мелочь. "Как я мог пропустить этот лишний сигнал?" Действительно - как?

– Прошу Тюдора, - сказал я в селектор. Вопрос придумал на ходу: - Скажите, Рен, какая программа шла на Спицу… четырнадцатого декабря? - это было полгода назад, но Тюдор сделал вид, что не удивился вопросу.

– Укладывали растяжные плиты на девятисотом километре, - медленно, припоминая, сказал он. - Начали в одиннадцать, была смена Игина. В конце дня заступил Борис.

– В полдень не произошло ничего интересного?

Тюдор смотрел на меня с экрана, будто хотел сквозь несколько стен прочесть мои мысли.

– Нет… Работали циркулярные монтажники. Потом двадцатисекундная заминка - смена программ. Евгений у себя в лаборатории. Борис наблюдал из обсерватории. Астахов… Он плохо себя чувствовал, не выходил из своей комнаты. Я был в пультовой вместе с Игиным. Что еще?

– Ничего, - сказал я. - Спасибо, Рен.

Отличная память! Если только четырнадцатое декабря не было выделено каким-то памятным Тюдору событием. Вряд ли. Так что же? Две флуктуации сразу - включаются гравитаторы (сами по себе?), а Лидер, отличающийся редкой наблюдательностью и памятью, упускает экспресс-сигнал на ленте программы. И то, и другое в принципе возможно, но поверить в это я не мог. Не верилось уже в добровольную смерть Астахова…

Позвонил Игин. Он долго осматривал комнату, будто с вечера здесь что-то могло измениться. Наконец сказал:

– Скоро сутки, как мы не виделись, Ким… - я успел отвыкнуть от его тягучего голоса и мысленно опережал его фразы. Он начинал предложение, а я уже додумывал, чем оно кончится. - Сутки - много или мало?

– Много вопросов, мало ответов, - сказал я, вздохнув. - Правда, мне начинает казаться, что Игорь Константинович успел все же создать методику поиска открытий. Я решил верить Астахову. Во всем. Даже в том, что открытия можно предсказывать с помощью перебора вариантов, хотя и не понимаю - как.

– Да… - протянул Игин и без видимой связи с предыдущим спросил: - Вы говорили с Борисом?

– Нет, - сказал я. - Не успел.

– Да… - еще раз сказал Игин, и я только теперь заметил, что он взволнован. Сильно взволнован - правда, это выражалось лишь в том, что едва заметно дрожал его двойной подбородок, и пальцы перед камерой стереовизора бесцельно сцеплялись и расцеплялись.

– Борис наблюдал интересное явление, - сказал Игин. - Сначала метеорный поток - странный поток узкой направленности. А потом вспышки в атмосфере Вольфа. В линиях кислорода… Там вроде бы нечему излучать в этих линиях…

Я кивнул. Вспышки и метеоры меня сейчас не интересовали.

– Собственно, я позвонил вам, чтобы… - начал Игин и не закончил фразу. Опять, как минуту назад, внимательно оглядел комнату, о чем-то подумал, сказал: - Вы говорите - верить Астахову. Но тогда не забывайте главного. Вспомните странника…

Он отключил аппарат, прежде чем я успел ответить. Несколько мгновений я выбирался из его многоточии и недоговорок, и, когда выбрался, стало ясно, что я с самого начала думал не о том и не так. Потому что сразу решил - Астахов забыл о том, о чем мечтал когда-то. Тогда, в школе, он думал об одном - пешком к звездам. На Ресту он явился обычным способом - прилетел с экспедицией строителей. Понял, что мечта Нереальна, что нет в ней ничего, кроме красивого сочетания слов. На этом я поставил точку, будто отрезал, будто никогда и не было еще одной астаховской притчи - притчи о страннике.

Жил-был странник. Он обошел всю Землю - в стоптанных башмаках, с киноаппаратом на ремне. Он пил ледяную воду из горных ручьев, просеивал сквозь пальцы жгучий песок Сахары, охотился на кальмаров в подводных лесах Фиджи. Ему было мало. Что он видел - одну планету из мириад, заселяющих космос!

И странник ушел к звездам. Так и ушел - в стоптанных ботинках, с неизменным киноаппаратом. Серебристая лунная дорожка повела его в путь без возврата. Он шел, и звезды улыбались ему, планеты давали ему приют, и впереди его ждали неисчислимые и невероятные приключения, потому что был он - Странник. Странный человек, не похожий на других…

Астахов остался прежним. Он не был сломлен неудачами - их не было, потому что он создал методику открытий. Он не был язвителен по натуре - он намеренно выбрал такую линию поведения. Тюдор и остальные путают причину со следствием. Методика открытий вовсе не была для него самоцелью, - вот где я всегда останавливался и вот в чем ошибался.