Александр Громов - Ватерлиния

– Щитоносцы перестали интересоваться Федерацией? – спросил Шелленграм.

Гость зевнул, прикрыв рот ладонью, и потянулся к сифону. Наполнив стакан, не торопясь выпил. Мгновенно пот проступил на его лбу мириадами капелек. Порыв ледяного ветра со снежной крупой, ударив в лицо, заставил Шелленграма поежиться.

– Очень возможно, что и перестали, – сказал Гость, отставив стакан. – Кстати, никто еще не доказал, что они интересовались именно нами… Поднимите воротник, Гундер, вы простудитесь.

– Не беспокойтесь. А что, если щитоносцы начали использовать менее заметные способы вмешательства?

– И вы именно поэтому выпустили нашего подопечного из-под наблюдения, причем в самое неподходящее время? – парировал Гость.

Сволочь, подумал Шелленграм с внезапным раздражением. Уел меня, микроб, козявка человеческая. Спокойно… Нельзя их ненавидеть. Я – мусорщик, они – мусор…

– Я делаю только то, что в моих силах, – огрызнулся он, стараясь сохранить хладнокровие. – Я не авантюрист и, представьте себе такую странность, не господь бог. Поищите в архиве мои докладные о необеспеченности разработки. Что я сделал, то сделал, а что упустил, то упустил. Точка.

Гость протянул руку со стаканом куда-то за край поля зрения. Выглядело это так, будто руку отрезали по локоть. Очевидно, там был столик для напитков, и стук поставленного стакана подтвердил это. Достав платочек, Гость промокнул лоб.

– Совершенно нет нужды кипятиться, Гундер. В вашем случае все, что вами не сделано, не сделано к лучшему. Например, акцию местной спецслужбы в отношении объекта разработки вы откровенно проморгали, и это подтвердило предположение: никакие всемогущие щитоносцы не вмешаются, чтобы спасти жизнь нашему с вами подопечному. Он остался жив только чудом, по всей вероятности убив – из чистой самообороны – подполковника Андерса. Оставим местному командованию и дальше жевать версию о несчастном случае с подполковником… Гораздо хуже то, что наш подопечный успел наделать глупостей и даже, если не ошибаюсь, хотел убить еще кого-то, а вы не направили события по желательному руслу. Вам следовало это сделать, Гундер. В результате вашей нерасторопности Альвело угодил в штрафники и находится там, где наши – точнее, ваши – возможности слежения ограничены. Я уже не говорю о возможности активных действий.

Да, подумал Шелленграм, это правда. Только ужасно противно, когда какой-то начальствующий хлыщ выговаривает тебе за то, что ты сам можешь себе простить лишь с трудом… Словно жужжащий над ухом слепень. Словно чесотка.

– Это был мой промах, – сухо сказал он. – Но кто мог предвидеть? А насчет слежения… Может быть, вы не в курсе, что спутник туннельной ретрансляции, вообще говоря, многоцелевой?

Гость вытер платочком шею, скомкал его и отшвырнул.

– Я в курсе. Уже ясно, что спутниковое слежение нам ничего не даст. И вообще никакое слежение не даст ничего нового. Возвращайтесь, Гундер. Через восемьдесят пять часов прибудет «Рона», в челноке будет место для вас. Легенду отбытия оставляю на ваше усмотрение.

– Меня меняют?

– Нет. Разработка окончена. Возвращайтесь, это приказ.

– Подопечный?

– Зачистка вас не касается. Не хватит ли вопросов?

Изображение Гостя покрыла рябь – спутник-ретранслятор уходил за горизонт.

– Я оставляю за собой право апеллировать к вышестоящему руководству, – с ледяным бешенством сказал Шелленграм. – И прошу вас учесть, шеф, Гость, или как вас там, этим правом я воспользуюсь.

Легкая улыбка в ответ.

– Как вам будет угодно, Гундер. Впрочем, не советую.

– Времена меняются?

– Именно меняются. Повторите приказ.

– Прибыть в метрополию. Предоставить убрать подопечного кому-нибудь другому. Если, конечно, подопечный сдуру выживет в штрафниках.

Гость поморщился.

– Грубо, но по сути. Конец связи, Гундер.

Изображение исчезло. Предупреждающе пискнув, отключился защитный звуконепроницаемый кокон, протяжно скрипнула на ветру крышка иллюминатора. Мириады непонятных звуков, ежеминутно рождаемых океаном, пугающих новичков в теплых тропических водах, блуждали в зарядах снежной крупы, гасли в тумане. И если бы снежная пустота беззвездной ночи умела слушать, ей довелось бы услышать самое длинное ругательство, какое только может выдумать и произнести человек.

Даже в святая святых номер два – бункере управления, втором по значению помещении Поплавка после личных покоев Адмиралиссимуса – ощутимо попахивало дымком электросварки, неведомо как проникшим через вентиляцию. Даже здесь, правда, очень приглушенно, слышались звуки продолжающегося уже шестые сутки аврала.

Ходовая рубка – направо. Налево – «мозг» Поплавка, пропуск к которому имплантирован всего полудесятку тщательно отобранных и проверенных людей. Автоматика пропускной кабины дублирована усиленным постом внутренней гвардии.

Прямо.

– Нельзя будить! – шепотом кричал над ухом желтый от бессонницы адъютант в парадной форме и при кортике, пытаясь заслонить дверь тщедушным телом. – Господин ведущий эксперт, да поймите же, никак нельзя!

– Тогда разбуди его сам! – напирал Шелленграм. – Чего ждешь? А ну, с дороги!

Быть отодвинутым рукой адъютант не пожелал – мертвой хваткой вцепился в косяк. Не чеканил слова отказа – отвратительно шелестел, почти шептал, но стоял на своем твердо.

– Господин контр-адмирал только что лег… Четверо суток на ногах… Исключено… Приказано будить лишь в случае непосредственной угрозы Поплавку… Текущие вопросы уполномочен решать старший офицер, он вас примет…

– Драл я твоего старшего офицера, – орал Шелленграм так же, как орал когда-то на Прокне – не забылась привычка, – и тебя драл вместе с ним! Что? Корабельную полицию? Иди вызывай. Дорогу, сопляк! Где Курт?

– Кто там? – донесся из-за двери слабый голос. Адъютант позеленел. – Гундер, это вы?

– А кто еще? – с веселой яростью крикнул Шелленграм. – Я к вам по делу, Курт, а вы холуями загораживаетесь. Можно войти?

– Очень срочно? Лейтенант, кофе нам.

Желто-зеленый адъютант удалился. Шелленграм успел заметить, как выражение отчаянной решимости не пущать в заветную дверь хоть бога, хоть черта, хоть самого Адмиралиссимуса сменилось на его лице тупой усталостью, без остатка сожравшей эмоции. Вознегодует на хама он потом, а сейчас – спать, спать… Приткнуться бы ему где-нибудь. Бедняга…

Контр-адмирал Хиппель выглядел нисколько не лучше.

– Что случилось, Гундер? Простите, я в таком виде… – Он был в пижаме. – Спешное дело?

Большая овчарка, любимица контр-адмирала, вскочив с коврика в дальнем углу просторной каюты, настороженно обнюхала Шелленграма, вопросительно покосившись на хозяина. Подышав с высунутым языком, отошла, упала на лежанку животом и мордой, устремила в никуда тоскливый взгляд.