В мире фантастики и приключений. Выпуск 5. Вахта «Арамиса». 1967 г.

И Мортусян, скорбно покачивая головой, пришел к выводу, что есть люди, которым от самого господа бога разрешено почти все, ибо то, что они делают, всегда прекрасно.

Черт знает что творилось на старухе “Бригантине”.

– Еще три часа пятьдесят минут, - сказал капитан. - Вы бы поспали, ребята.

Мортусян заворочался в своем гамаке, устраиваясь поудобнее, - в свободном полете ему всегда плохо спалось. Санти помахал ручкой и подплыл к самому пульту, расположившись в полуметре над 0'Брайном. Вообще-то в каюте было тесновато, и забраться под потолок, несомненно, имело некоторый практический смысл, но укладываться над самим капитаном - это мог себе позволить только такой человек, как Санти. Потому что ему от самого господа бога позволено все, даже это.

Было неудобно в гамаке, в голове тоже было как-то неуютно от всех этих мыслей, и Пино разворчался несколько громче, чем он всегда это себе позволял:

– О господи, неужели так трудно погасить общий люминатор? Ведь не пикник же нам предстоит, честное слово…

Не заснуть будет даже на полтора часика, перед тем как приниматься за дело.

– Разумеется, если вам угодно, - приветливо отозвался Санти и переместился к энергетическому щиту.

Щелкнул тумблер, стало уютнее, но одновременно словно плотнее сделался воздух, словно жарче стало, словно южная ночь пришла откуда-то в каюту летящего так далеко от Земли корабля.

“Что это я? - перепугался Мортусян. - Что это со мной в этом проклятом свободном полете? Укачивает, что ли? Тоже загадка природы. Наверное, от безделья. И мысли от безделья. И страх. Надо работать, надо быть внизу…”

– Перебирайтесь-ка сюда, Санти, - сказал он виновато. - Подремлем рядышком.

– Спасибо. (Ох, и ангельская же улыбочка у этого мальчика.) Мне уже не уснуть. Земля.

– Еще не Земля, -.как-то устало проговорил капитан. - Земля - это “Первая Козырева”. А до нее еще “Арамис”.

Санти посмотрел на него без улыбки, посмотрел сверху вниз:

– "Ничего. “Арамис” - это недолго. (Так спокойно, словно это он был командиром корабля и успокаивал разнервничавшегося новичка.)

“АЭС ты, - продолжал маяться Пино, - да мы все вместе взятые не стоим пряжки от скафандра этого мальчика. Пусть он ничего еще не сделал, но все-таки это мужество, без рисовки, без бравады, -оно пока проскальзывает в каких-то интонациях, что ли. Но его у Санти не отнимешь. Смелый, умный волчонок. И красивый. Такой красивый, ах ты боже мой…”

Санти положил голову на руки, словно валялся на пляже, концы его знаменитого платка, завязанного причудливым узлом над левым ухом, плавали перед лицом, и Санти ловил их губами; они становились влажными, темнели.

– Вас встретят? - неожиданно спросил Дэниел.

– Вряд ли. Мне ведь еще не даровано родительское прощение… - Санти улыбнулся застенчиво, совсем по-детски. - Я все равно сразу не полетел бы домой. Ведь до самой Земли, до космопорта, мы доберёмся вместе?

– Да, - сказал капитан.

“Так казалось каждому из нас, - подумал Пино, - что из первого полета нас встретят цветы, ковровые дорожки и девочки…”

– Вы проститесь с нами и помчитесь домой, капитан. И вы тоже, Пино. А я пойду в кабак. Тут же, в порту. И я напьюсь, капитан… - Он снова улыбнулся и глянул на Дэниела, словно спрашивая: “Можно?” - и опять тихо заговорил: - Я буду пить и ждать, когда обратно, на станцию, пойдет ракета. Ее будет хорошо видно. И тогда я снова захочу в космос. Не так просто, как все хотят, а до смерти, до собачьего воя… Смешно, капитан?

– Нет, - сказал Дэниел, - нет, не смешно. А напиваться зачем?

– Действительно. - Санти взмахнул руками, отлетел к стене.-Зачем напиваться? “Не пей, Гертруда” - как говаривал один мой знакомый король своей жене.

– А что, пила? - заинтересовался Мортусян.

– Как лошадь. - Санти сокрушенно покачал головой. - Плохо кончила. - Он помолчал. - И все равно напьюсь.

– А знаете что, - сказал Дэниел, - посажу-ка я вас на “Арамисе” под арест. Скажу, что наблюдались первые признаки космического психоза. Спокойная обстановка на станции, женское общество…

– Если б только они там не были. все такие черномазые… - неожиданно подал голос Мортусян.

Наступила пауза. Почему-то всегда, когда в разговор вмешивался биолог, всем становилось как-то неловко.

– Четыре черненьких чумазеньких чертенка, -неожиданно сказал Санти по-русски. - С тремя из них я однажды столкнулся на практике. И тоже - на “Первой Козырева”.

– И вам до собачьего воя захотелось в космос, - захихикал Пино.

– Мортусян, сделайте милость, уймитесь. Все три показались мне весьма почтенными дамами.

– Вы были им представлены? - быстро спросил Дэниел 0'Брайн.

– К сожалению, не имел чести; встреча была столь мимолетной, что я не успел даже обратить внимание на одинаковый цвет волос. Уж очень разные были типы лица. Старшая- деревянный идол, эдакая на редкость плоская и деловая рожа.

– Ой, - сказал Мортусян, - это же и есть миссис Монахова.

– Русская? - удивился Санти.

– Полукровка. Все они там в той или иной мере русские.

– Затем, - сказал Санти, - следовало нечто классическое. Не лицо, а классная доска после урока геометрии: овал лица, брови, губы - как циркулем вычерчены. Даже смешно. Совершенно несовременная красота.

– Ага, - хмыкнул Пино, - Ада Шлезингер.

– А я было принял ее за испанку какого-нибудь древнего, вырождающегося рода. Жаль. И последняя это буфет черного дерева. Гога и Магога…

– Это француженка, - сухо заметил Дэниел. - Симона Жервез-Агёева.

– Ну уж нет! - возразил Санти. - В этом-то я разбираюсь. Моя бабка была француженка. А это - всегo-навсего марокканка.

Капитан промолчал. По-видимому, ему было неприятно, что второй пилот оказался столь компетентным в подобном вопросе.

– Моя последняя надежда - на нашу соотечественницу, - сказал Санти, переворачиваясь на спину и закидывая руки за голову. - Я слышал, что она мала, как возлюбленная Бернса, невинна, как филе индейки, и ее глаза - как две чашки черного кофе.

Пино густо захохотал:

– Это Паола-то? Две чашки… Горазд был врать старик Соломон.

– Это Гейне, - возразил Санти, поморщившись. - И не смейтесь, как объевшийся людоед. После всех наших концентратов такой смех несколько раздражает.

– Все равно, - сказал Пино, - все равно. Две чашки… При всем уважении к звездам и полоскам, наша дорогая соотечественница - форменная обезьяна. И к тому же… - Пино снова запрыгал в своем гамаке, к тому же она… уже… по уши… И-аха-ха…

– Мортусян, - сухо заметил Дэниел, - информации подобного рода не входят в обязанности бортового биолога. К тому же сейчас будет связь. Потрудитесь помолчать.

– О господи, - заворчал Мортусян, - да пожалуйста…

Он отвернулся к стене, полежал немного и начал отстегивать крепежный пояс. Освободившись от него, он перевалился через край гамака и опустился на пол.