В мире фантастики и приключений. Выпуск 5. Вахта «Арамиса». 1967 г.

Симона взорвалась:

– Прелестно! Господа, бумагу мне с золотым обрезом и лебединое перо. Мы пишем рекомендацию мисс Паоле Пинкстоун на предмет ее перехода на рейсовую космотрассу. И чтоб там без паразитов. Мисс не выносит представителей металлической расы.

“Ну зачем она так? - подумала Ираида Васильевна. - Она же знает, что на пассажирские ракеты берут только самых хорошеньких… Даже у нас. Уж такая традиция. А на “Бригантине” за стюардессу этот Мортусян. Так что никуда Паша не уйдет. Что же обижать девочку?”

– Трогательно, - сказала Ада, - а мы, выходит, не люди? Нам не нужно человеческой заботы?

Паола вспыхнула.

– Ох, глупости вы все говорите. - Ираида Васильевна подошла к Паоле, тяжело опустила руки ей на плечи. - Счастливая ты, Паша.

Паола вскинула на нее глаза, но Ираида Васильевна молчала, да говорить и не надо было, - все и так поняли, что, собственно говоря, осталось досказать:

“Счастливая ты - тебе есть кого ждать”. Все это поняли, и наступила не просто тишина, а тишина неловкая, нехорошая, которую нужно поскорее оборвать, но никто этого не делал, потому что в таких случаях что ни скажешь - все окажется не к месту, и всем на первых порах станет еще более неловко. И только потом, спустя несколько минут, все сделают вид, что забыли.

– А знаешь, откуда твое счастье? - Ираида Васильевна стряхнула с себя эту проклятую тишину, но не захотела, вовсе не захотела, чтобы все забывали, и улыбнулась грустно, и сложила руки лодочкой, и поднесла их к уху, словно в них было что-то спрятано, малюсенькое такое. - Вот когда мы были маленькими, играли в “белый камень”:

Белый камень у меня, у меня,

Говорите на меня, на меня…

– А что, Маришка у тебя играет в белый камушек? - обернулась она к Симоне.

– Да вроде бы - нет.

…Кто смеется - у того, у того,

Говорите на того, на того…

– И какие льготы предоставляло наличие белого камня? - осведомилась Ада.

– Уже не помню… Кажется - счастье какое-то.

– Да… - задумчиво сказала Паола. - До счастья я немножко не дотянула. Пинкстоун - это не белый камень. Розовенький.

– Все равно, - сказала Ираида Васильевна,-все едино - счастье, - и улыбнулась такой щедрой, славной улыбкой, будто сама раздавала счастье и протягивала его Паоле: на, глупенькая, держи, всё тебе - большое, тяжелое; а та боялась, не брала, приходилось уговаривать…

– Вызов, - сказала Симона и резко поднялась.

Все пошли в центральную рубку. Паола собрала со стола, понесла сама, - здесь, с половинной силой тяжести, все казалось совсем невесойым. Шла мурлыкая, песенка прилипла, потому что была такой глупенькой, доверчивой:

Кто смеется, у того, у того…

Симона вышла из центральной, остановилась перед Паoлой. Блаженная рожица, что с нее возьмешь?

– Дура ты, Пашка; вот что, - сказала она негромко.

. Паола остановилась и уж совсем донельзя глупо спросила:

– Почему?

– Долго объяснять. Просто запомни: со всеми своими распрекрасными чувствами, со всей своей развысокой душой один человек может быть совсем не нужен другому. Вот так.

“Зачем они все знают, зачем они все так хорошо знают…” - с отчаяньем думала Паола.

Тут взвыли генераторы защитного поля, но сигнала тревоги не было, - вероятно, подходило небольшое облачко метеоритной пыли.

– Не осенний ли мелкий дождичек… - сказала Симона и побежала в центральную.

Паола повела плечами, словно действительно стало по-осеннему зябко, и пошла упо коридору, как всегда, по самой середине, где под белой шершавой дорожкой - узенький желобок. Приоткрыла дверь своей каюты - потолок тотчас же стал затягиваться молочным искристым мерцанием. Не думая, протянула руку вправо, почти совсем приглушила люминатор. Оглянулась. Напротив, поблескивая металлопластом, - дверь одной из кают, что для “них”.

Гулкое ворчанье под ногами усиливалось. Паола перешагнула через порог, неожиданно подпрыгнула, видно, Симона сняла анергию с генераторов гравиполя, и тяжесть, и без того составлявшая что-то около шести десятых земной, уменьшилась еще наполовину. Паола забралась на подвесную койку, поджала ноги. Она знала, что ничего страшного нет, что Симона напевает себе за пультом и ничего не боится, и Ада ничего не боится, и Ираида Васильевна боится только потому, что она всегда за всех боится, - но внизу, в машиннокибернетической, рычало и потряхивало, и ноги невольно подбирались куда-нибудь подальше от этого низа.

Паола подняла руку к книжной полке, не глядя вытянула из зажима алый томик Тагора. И книга раскрылась сама на сотни раз читанном и перечитанном месте:

“О мама, юный" принц мимо нашего дома проскачет - как же могу я быть в это утро прилежной?

Покажи, как мне волосы заплести, подскажи мне, какие одежды надеть.

Отчего на меня смотришь так удивленно ты, мама?

Да, я знаю, не блеснет его быстрый взгляд на моем окне; я знаю, во мгновенье ока он умчится из глаз моих; только флейты гаснущий напев долетит ко мне, всхлипнув, издалека.

Но юный принц мимо нашего дома проскачет, и свой лучший наряд я надену на это мгновенье…”

Страха уже не было, а было повторяющееся каждый раз ожидание какого-то чуда, вызванного, как заклинанием, древней песней о несбыточной - да никогда и не бывшей на Земле - любви.

“О мама, юный принц мимо нашего дома промчался, и утренним солнцем сверкала его колесница.

Я откинула с лица своего покрывало, я сорвала с себя рубиновое ожерелье и бросила на пути его.

Отчего на меня смотришь так удивленно ты, мама?

Да, я знаю, он.не поднял с земли ожерелья; я знаю, в красную пыль превратили его колеса, красным пятном на дороге оставив; и никто не заметил дара моего и кому он был предназначен…”

А станция все летела и летела вокруг Земли, и вместе с Землей, и вместе со всей Солнечной, и вместе со всей Галактикой, и вместе с тем, что есть все это все галактики вместе, и то, что между ними, и то, что за ними; и только, затихая, мурлыкали сигматеры первой зоны защитного поля, и только чуть посапывал регенератор воздуха, и только жемчужным, звездным блеском мерцал люминатор, и никаких чудес не могло быть на этом белом свете… “Но юный принц мимо нашего дома промчался, и драгоценный камень с груди своей я бросила ему под ноги”[- Перевод А. Израйлита.]

– “Арамис”, “Арамис”, я - “Первая Козырева”, связь, связь…

– Есть связь. Ада, возьми-ка связь, надоели до чертиков со своими информашками…

– Подтвердите готовность к приему американского планетолета НУ-17 “Бригантина”.

Ираида Васильевна оперлась на Адино плечо, наклонилась над чашечкой короткого фона:

– Вспомогательная таможенная станция “Арамис” к приему планетолета НУ-17 “Бригантина” - готова. Начальник станции Ираида Монахова.