Роберт Шекли - Старые добрые времена (сборник)

Когда-то – давным-давно – она лежала на своем ложе и содрогнулась, почувствовав укус змеи. Потом не было вообще ничего – ничего, что пробуждало бы хоть какие-то воспоминания. А теперь вдруг возрождение в царстве теней!.. Только это призрачное царство не было творением богов. Люди каким-то образом создали его и в нем возродили ее к жизни. Не боги. Ее оживили, и, сколь ни грустно было не иметь настоящего тела, потерять это было бы еще хуже. А они могли – могли лишить ее и этого тела в любой момент, как только им вздумается. Клеопатра понимала, что они способны сделать это. Вот почему ее жизнь находилась в постоянной опасности. А теперь еще этот новый поворот.

Воздух медленно сгустился. Она догадалась, что сейчас появится Сикис. И была готова к его приходу.

– Вот и я, моя дорогая, – сказал он. – Как вы себя сегодня чувствуете?

«Почему они оживили именно меня? Я знаменита. Я символ. Но чего? Страсти, соблазна и… неглубокого ума! Моя любовь к роскоши вошла в поговорку, так же, как и мое выдающееся непостоянство. У меня и вправду было много возлюбленных. И все же я покончила с собой из любви к Антонию. А они – в частности, Сикис – лишь бормочут что-то нечленораздельное и заявляют, что оживить Антония невозможно.

Ясно, почему. Сикис хочет, чтобы я досталась ему. Он достаточно ясно выражается.

А как же Антоний? Не знаю. От меня ничего не зависит. Я уже однажды умерла ради него. И вряд ли мне снова захочется ради него расстаться с жизнью.

Этот человек – Сикис – влюблен в меня. Или скорее в мой образ, который сформировался в его воображении задолго до того, как мы встретились здесь. Тот самый образ, который живет в сознании множества людей. Как странно… Сикис говорит, что на свете есть миллионы и миллионы людей, которым хоть что-то известно обо мне. Я знаменита. И Сикис, надо полагать, хочет, чтобы отсвет моей славы пал на него, думает, что рядом с моей царственностью сам станет царем и таким образом откроет еще одну главу в истории великой Клеопатры. Но как такое может быть? Он живой человек, а я… Я то, что они называют двойником.

А может быть, он хочет, чтобы я стала женой кого-то другого? Что он замышляет? И как мне использовать это к своей выгоде?»

– Объясни мне кое-что, Редмонд, – обычно говорил Цицерон, когда этот инженер приходил навестить его.

– Все, что угодно, – отвечал Редмонд.

Он навещал Цицерона при всяком удобном случае. Редмонд писал докторскую диссертацию, в большой степени опираясь на сведения, полученные от Цицерона. Надеялся таким образом сделать себе имя, поскольку Цицерон рассказывал ему вещи, которые ни из каких других источников узнать было невозможно. Причем Цицерон делился своими сведениями с ним и только с ним, что Редмонд иногда воспринимал просто как чудо.

Это был высокий, худощавый, нервный молодой человек с рыжими волосами и небольшими кустистыми красновато-рыжими усиками. Чистую кожу его лица щедро покрывали веснушки. Насколько было известно Цицерону, Редмонд имел жену и двоих маленьких детей. До сих пор Цицерон предоставлял ему эксклюзив на свою информацию, по крайней мере по всем вопросам, связанным со специальностью Редмонда. Редмонд был экономистом и очень интересовался римским денежным обращением. Цицерон помогал ему прояснить некоторые проблемы, за давностью времени казавшиеся неразрешимыми. Редмонд также интересовался всякими другими валютами, которые циркулировали в Риме в те времена, и Цицерон, без сомнения, был для него драгоценнейшей находкой.

Вот почему Редмонда чуть удар не хватил, когда при очередном свидании Цицерон объявил, что вынужден прекратить снабжать его информацией.

– Но почему, Марк Туллий? Я думал, мы друзья.

– Я и сам так думал, – ответил Цицерон. – Я относился к вам почти как к сыну. И, уж конечно, как к ученику. Вот почему мне стало так больно, когда я узнал, что вы не были со мной откровенны в вопросах величайшей важности.

– Марк Туллий! Умоляю вас, объясните, на что вы намекаете!

Цицерон остановил на молодом человеке суровый взгляд.

– Я говорю о планах Джона Сикиса.

– Ка… каких планах? – спросил Редмонд тоном невинного младенца, но едва заметная дрожь в голосе выдала его. Цицерону стало ясно, что Редмонд совершенно точно знает, о чем идет речь.

Он молча ждал. Редмонд пристально посмотрел на него, прочистил горло и заявил:

– Мне запрещено обсуждать планы мистера Сикиса. Он совершенно недвусмысленно дал мне понять, что, если я проболтаюсь вам о них, наши встречи прекратятся.

– А если вы не расскажете мне, я никогда больше не стану беседовать с вами. Даю слово римлянина.

Их взгляды встретились. Редмонд первый отвел глаза.

– Если он когда-нибудь узнает…

– Не узнает, – успокоил его Цицерон. – Ясно же, что в моих интересах не разглашать, из каких источников я получаю информацию. Но я должен быть в курсе планов Сикиса в той части, в какой они имеют отношение к Миру Двойников. Это вопрос жизни и смерти для меня и всех нас. Мы полностью зависим от оборудования, без которого невозможно само наше существование. Если Сикису что-то не понравится, он волен уничтожить любого из нас или даже всех. Он способен погубить весь наш мир. Над нами постоянно довлеет страх смертного приговора, и никто из обычных людей не может никак изменить эту ситуацию, даже зная о нашем положении. Мир не воспринимает двойника как личность. Хотя, может быть, именно вы теперь уже понимаете, что такая точка зрения неверна.

– Да, конечно.

– Тогда расскажите мне обо всем, Редмонд.

– Хорошо, сэр…

При следующей встрече с Макиавелли Цицерон сообщил ему потрясающую новость:

– Сикис, если верить Редмонду, моему информатору, собирается присоединиться к нам здесь, в Мире Двойников.

– Мне казалось, что это невозможно для живых людей, – возразил Макиавелли.

– Скорее всего так оно и есть. Сикис задумал совершить самоубийство, сначала обеспечив сохранение информации, необходимой для создания его двойника.

– Значит, Сикис собирается стать одним из нас! – воскликнул Макиавелли. – И ради этого покончить с собой!.. Поразительно, конечно, но, если хорошенько призадуматься, вполне закономерно. Все-таки, что ни говори, мы здесь обладаем бессмертием. Пока эта несущая жизнь субстанция… как они ее называют?

– Электричество, – подсказал Цицерон.

– Вот именно. Пока электричество бежит по проводам, мы бессмертны.

– Весьма ненадежный вариант бессмертия, – заметил Цицерон. – Теоретически мы, конечно, могли бы жить вечно. Но на практике стоит нам не угодить хозяевам, и они могут уничтожить нас вот так просто, – Цицерон щелкнул пальцами.

– Сикис собирается править нами, – задумчиво произнес Макиавелли. – В чем мы совершенно не нуждаемся! Полагаю, для этого и выстроен тот великолепный дворец, который вы с Бакуниным обнаружили.