Роберт Шекли - Обмен разумов (сборник)

– А что это значит? – спросил сын.

– Не спрашивай, – сказал ему рассказчик. – Мы никогда заранее не раскрываем подобных вещей. Эту часть истории о книге ты не узнаешь, пока не будет слишком поздно. Иначе, видишь ли, мы не сумеем заставить механизм рассказа действовать как положено.

Вообще-то рассказчик этого не говорил, вернее, не хотел говорить, что в его случае примерно одно и то же, но некий дух (как говорят, дух самого великого шайтана) вселился в него, и поэтому он сказал правду – конечно же так, как сам ее понимал, – и таким образом положил начало одной поразительной несообразности, на которую вы наткнетесь в самый неожиданный момент.

– Ладно, – сказал сын. – Я сделаю, как ты просишь, ибо мы действительно очень бедны, а сестре моей нужно купить на свадьбу сари.

– Ты прав, – откликнулся рассказчик.

Ему не хотелось упоминать о своей дочери, поскольку говорить о женщинах по четвергам – плохая примета, но раз уж сын проболтался, нужно было продолжить.

– Дири пойдет с тобой, – сказал мудрец, – потому что она умная девочка и поможет тебе заключить выгодную сделку.

– Сколько стоит эта книга, кстати говоря? – спросил сын, которого звали Сингар.

– А сколько звезд на небе? – вопросил рассказчик.

– Сейчас? Ни одной. Солнышко светит.

– А ночью?

– Число их неисчислимо.

– Стало быть, настоящую цену книги ты определишь где-то между тьмой и светом.

– Эй, погоди минуточку, – сказал Сингар. – Это же бессмыслица какая-то.

– Не будь занудой, – сказал рассказчик. – Бери книгу и делай, что велят.

– Слушаю и повинуюсь, – сказал Сингар. – Пошли, Дири, нам пора в Джайпур.

И брат с сестрой отправились в путь по большой дороге, пересекающей всю Индию и соединяющей одно сказочное место с другим. Денег у них было мало, поэтому они не могли позволить себе заночевать с удобствами в мотеле Тадж-Махал, который пользовался хорошей репутацией и находился как раз в тех краях, где путешественники закончили первый день перехода. На ночлег они расположились неподалеку от мотеля, в маленьком болотце. Сингар развел костер из найденного поблизости сухого верблюжьего помета, а Дири поставила на огонь кожаный котелок, предварительно наполнив его водой из наименее зловонной болотной лужи. И тут им обоим в голову пришла одна и та же мысль.

– Нам же нечего положить в котел! – воскликнул Сингар.

– Можно нарвать травы и сварить ее, – предложила Дири.

Так они и сделали: побрели по болоту и начали дергать из земли приглянувшиеся им растения. В конце концов они нарвали целую кучу – там были стебли всех цветов и видов, одни короткие и толстые, другие тонкие и мохнатые, еще другие красные и желтые, а один или два стебля даже голубые. Брат с сестрой покидали их в котел и начали готовить ужин.

Они не знали, да и не могли знать о том, что не так давно по той же дороге проехала королевская свита и тоже разбила здесь лагерь, ибо высокое положение не позволяло придворным останавливаться в мотеле Тадж-Махал, а кроме того, у них были с собой палатки. Со свитой путешествовала принцесса Марго, и, пока придворные натягивали палатки, она пошла прогуляться, взяв с собою григри, которого дал ей папочка-король со словами: «Береги его, родная, он очень дорого стоит».

Принцесса старалась беречь григри, поэтому довольствовалась тем, что подбрасывала его в воздух и ловила. Бросала она его аккуратно, поскольку была девушкой скромной и не хотела причинять папочке огорчений.

Но случилось так, что мимо пролетал ифрит, и он заметил девушку, подбрасывающую в воздух григри, и подумал про себя: «Сейчас я маленько позабавлюсь!» И он ринулся вниз, и похитил григри из хрустального шара, оставив взамен невзрачный зеленовато-голубой стебелек под названием божедар, который растет обычно только на северных склонах Гималаев и цветет исключительно в полнолуние. «По-моему, обмен вполне равноценный», – сказал себе ифрит, после чего, найдя выражение удачным, повторил его вслух и исчез вместе с григри.

Принцесса, обнаружив исчезновение григри и найдя вместо него какую-то странную травку, швырнула ее на землю и разразилась слезами, а потом пошла искать утешения и совета у своего любимого евнуха Краскиторио, который сидел в кустах и наблюдал за происходящим с загадочной улыбкой на устах.

– О принцесса, – сказал евнух, – не плачь, ибо слезами не поможешь. Ты потеряла григри, и это крайне прискорбно. Но разве ифрит ничего не дал тебе взамен? Обычно ифриты именно так и поступают.

– Он дал мне маленький зеленовато-голубой стебелек, – ответила принцесса.

– Были ли на нем оранжевые крапинки?

– По-моему, да.

– Замечательно, – вздохнул евнух. – И что же ты сделала с ним?

– Не знаю, – сказала принцесса. – По-моему, я его выбросила.

– Деяние, не подобающее принцессе, – заметил евнух, ввернув в предложение свой любимый причастный оборот.

– Откуда же мне было знать?

– Помоги мне найти божедар, подаренный тебе ифритом, – сказал евнух, который любил причастные обороты, потому что любил ко всему быть причастным.

Принцесса не возражала, по крайней мере вслух.

Оба они приступили к поискам, призвав чуть позже на подмогу всю свиту. Пришлось придворным снять с себя маски и широкие плащи, чтобы немного поработать, и вскоре вся компания разбрелась по болоту, топча траву при свете свечей и факелов, поскольку уже стемнело. Но божедара они так и не нашли, поэтому евнух сказал:

– Не расстраивайся, все эти события предопределены расположением звезд. Идем со мной, принцесса, и я научу тебя языку Маленького Мохи.

И принцесса дала себя утешить, и поутру караван тронулся в путь. А божедар лежал на месте, похожий на сквайр пятнистый или сэгуэ пурпурный – в общем на любую обычную травку, – пока сын и дочь рассказчика не начали собирать стебли на ужин. И меж трав и впавших в спячку насекомых, собранных детьми, оказался божедар. И дети отложили его в сторону, потому что не знали, что с ним делать.

Они развели костер и бросили в него растения, и пламенные языки взлетали высоко. Вскоре в котелке забулькала похлебка. Но когда дети хотели опустить в нее черпак, поднялось большое облако пара, и из него вышел олень – маленький белый олень с розовым носиком и золотыми копытцами, – и олень этот столь очевидно был волшебным, что дети пали ниц и поклонились ему.

– Не надо поклоняться мне, дети, – сказал олень. – Я просто говорящий олень, ничего сверхъестественного: я такой же слуга Первопричины всего сущего, как и вы. Но я хочу кое о чем вам поведать для вашей же пользы.

– О да, поведай! – воскликнула Дири, ибо была она молода и беспечна и не знала о существовании табу, запрещающих – кстати, не без оснований – вступать в разговоры с волшебными оленями.