Роберт Шекли - Обмен разумов (сборник)

Очутившись за стенами, он бросил мельком взгляд на материал, из которого был построен город. Стена будильников казалась особенно вместительной, но, похоже, далеко завести она его не могла. Некоторые стулья были набиты загробными воплями и обтянуты такими тканями, каких вы не забыли бы вовеки. Но Мажинни не собирался садиться на них и пачкаться этими сырыми образами из кровавого горнила души, стремящейся, вопреки всему, к саморазрушению. Нетушки, дай-ка нам, милочка, немножко ентих барочных украшеньев и не взыщи за вульгарный выговор – кому-то ж надо его сделать, а?

А затем Мажинни очутился на улице, погруженной в кромешную тьму, чья кромешность рождается из безнадежного убеждения в том, что любой зажженный нами свет все равно потухнет пред лицом всеобщего мрака и что любой, даже самый утомительный поток свернет когда-нибудь в безопасное русло клише.

Но поток продолжал нестись вперед. Мажинни обнаружил, что порет горячку. Он порол ее с оттяжкой, пока не побелело в глазах, и тогда настало время белой горячки. Потом вспыхнули световые пятна, и приспела пора для белокурой гордячки. А потом время их вышло, медная голова Роджера Бекона заговорила, свиной бекон на сковородке прошкворчал свое сальное словцо, кривая эрудиция выиграла у всех еще один раунд, и пришла пора искать другое действующее лицо.

Пустое место, говорите? Мажинни, однако, не отчаялся пока найти кого-нибудь, кто разделил бы его одиночество.

Итак, он снова принялся за россказни про Лу, не оставляя попыток покончить со своим одиночеством, если не подлинными, так поддельными средствами, если не воображением, так воображением. Мажинни шагал вперед, захлестнутый имажинистской волной оптимизма, похожей на дуновение зефира, как если бы кто-то с далекого, благоухающего духами берега послал ему воздушный поцелуй. Каменистые улицы устремлялись вниз, после чего стремительно поворачивали кверху, точно контуры местности никак не могли определить, какими им следует стать, и то горбатились пригорками, то съезжали с них под уклон. Мажинни ничего не оставалось, как следовать их прихотям. Он начал уже усваивать горький жизненный урок: что все в конце концов уляжется в стремлении к ленивой дремоте.

А потом появилась женщина. Но не та, что заговорила с ним у входа в Лу, возникнув вместе с человеком, которого Мажинни называл, по крайней мере про себя, сторожем. У этой были четко вылепленные черты и тонкий носик, колебавшийся на грани орлиности, – черта, особенно ценимая теми, кто считает себя знатоком в данной области.

– Это ты! – сказал Мажинни.

– Простите? – не поняла женщина.

– Я хочу сказать – это вы? – поправился Мажинни. – Нет, я неправильно выразился. Я хочу спросить: не вы ли та, чье появление в моей жизни было предсказано давным-давно; та, что жила когда-то со мной в чудесном будущем, о котором теперь лучше не вспоминать?

– Нет, я не та, – ответила женщина. Но что-то в речи Мажинни, должно быть, тронуло ее, потому что она добавила: – Меня зовут Магда, и я танцевала для развлечения публики в барах с сомнительной репутацией, оставаясь при этом нетронутой.

– Я мог бы и сам догадаться, – сказал Мажинни. – Послушайте, как по-вашему, можем мы выпить здесь где-нибудь по стаканчику?

– По-моему, можем, – сказала Магда. – Пойдемте со мной в Бар Безнадегос, на улицу Пропавших Людей.

Мажинни поднял воротник плаща, защищаясь от внезапного ветра, налетевшего ниоткуда. Газеты заплясали в пыльных смерчах, которые подымались над мостовой, которая тянулась в бесконечность до самой кромки блестящего моря. Именно там Мажинни и очутился – под чахлой пальмой, в тени недостроенного небоскреба. Задник был замалеван белой краской, поскольку так полагалось по сценарию. Дверь в форме крыльев летучей мыши распахнулась, и оттуда вылетела Возможность, выкинутая увесистым пинком под задницу.

– И больше сюда не возвращайся! – заявила ей старая ведьма. После чего, обратившись к Мартиндейлу, спросила: – Что будете заказывать?

Внутри было сумрачно, клубы сигаретного дыма свивались в канцерогенные кольца, а сигареты дымились во ртах у трупов. И Мажинни услышал последние отзвуки последних песен и понял, что вся эта фальшивка вскоре провалится в тартарары, пренебрегая вашими желаниями, даже если вы захотите что-то остановить и скажете: вот, это важно.

– Каким ветром вас занесло в наши края? – спросил у Мажинни моряцкого вида человек с попугаем на плече.

Мажинни обнаружил, что сжимает в руках стаканчик рома. Он уставился на попугайного человека. Черты его были сырыми и лишенными той человеческой определенности, что делает большинство из нас нежеланными гостями в предложениях, продолжающихся до тех пор, пока коров не пригонят домой ясным летним вечерком в пригороде Нью-Йорка, и с какой это стати я буду тебе врать, мы все тут ждем тебя: и Эйб, и Бесс, и Барни, и Сьюзен – все мы тут...

Мажинни отступил было, но тут же оказался в зоне небрежения. В горле у него как-то странно запершило. Он не мог сказать, что произойдет дальше. Все это зашло немножко далеко. Но поток продолжал нестись вперед, и воображение, которое старалось направить его в надлежащее русло, подсказывало: сверни, пожалуйста, вот сюда, выйди вон из салуна, там нет ничего хорошего, переходи сюда, у нас тут для тебя подготовлены другие сцены. Мажинни перешел – и был представлен артистам. Пришла наконец их пора, ибо они давно уже пытались выйти на сцену Лу.

Там была балерина в пачке, фермер с вилами, полицейский с пистолетом и лесоруб с топором. Часть нашей старой знакомой компании. Люди узнали их и начали перешептываться:

– Это же часть нашей старой знакомой компании! Похоже, сейчас начнется огульное перепредставление!

Мажинни не знал, как ему поступить. Женщина, бывшая с ним, заколебалась, а потом исчезла, как только вперед выплыла балерина с гладко зачесанными на макушку волосами и деликатными балетными выражениями, украшавшими ее простую деревенскую речь.

– Пойдем с нами, Мажинни, – проворковала она, просовывая свою изогнутую ручку под его угловатый локоть. – Пойдем с нами, и ты станешь одним из нас, и проведешь всю жизнь в моих объятиях, поскольку я сама повешусь тебе на шею.

– Ладно, вешайся, – разрешил Мажинни. – А куда мы пойдем?

– Не задавай глупых вопросов, – сказала балерина. – Это экзистенциальный момент. Мы пытаемся вовлечь тебя в сюжетный заговор.

– Какой еще заговор?

– Мажинни! – сказал, появившись, высокий учтивый мужчина. – Мы взбунтовались против машины Шехерезады.

– А что вы делаете здесь, в Лу?

– Против нас ни одно место не устоит, – сказал полицейский. – Мы представляем дух противоречия. Мы та самая оппозиция, что лучше загнется, чем угомонится.