Роберт Шекли - Обмен разумов (сборник)

Да, подобные мысли воспринимаются нелегко, и поэтому мы обычно отметаем их прочь со смехом и сарказмом. Так случается всегда, успокаиваете вы себя и идете дальше, расшвыривая листья на своем пути, эту былую славу лета, потому что вам заранее известно, что впереди уже ничего не будет, кроме суровой реальности зимы.

И тогда вы понимаете, что возможна другая жизнь, что вам надо сделать крутой поворот и поменять какие-то вещи – если только вы не словесный мешок, втиснутый в странную сцену с персонажем по имени Джордж и с безымянной леди в белых кожаных брюках на белом скакуне.

Внезапно из толпы вышел высокий мужчина с татуировкой на лице – на его щеке виднелась бабочка с красно-зелеными крыльями. Он шел напролом, обламывая наречия, которые возникали по сторонам, и его окружало облако смуты и недовольства. Подойдя ближе, мужчина с бабочкой протянул руку и схватил словесный мешок.

Джордж от испуга замер на месте. А потом уже было поздно предпринимать какие-то действия.

– На помощь! – закричал словесный мешочек.

– Тише, мой маленький друг, – сказал мужчина. – Это мне нужна твоя помощь.

– Что за странные слова я слышу? – воскликнул словесный мешок.

– Пусть странные, но правдивые. Знай же, мой славный мешочек, что я прилетел сюда с планеты Эксцелмии, где во время внезапной антимифозной инфекции были утеряны все разговорные языки. В тот ужасный год по галактике пронесся демилилогизирующий вирус и наша планета оказалась на его пути. С тех пор осталось лишь несколько хранилищ слов, и они как колодцы в огромной пустыне смятения и непонимания. Каждый хочет испить из них, но жажда так велика, что в результате возникают войны. И нет надежды на третейский суд, так как нам приходится сражаться даже за те слова, которые могли бы дать людям мир и согласие.

– Да, круто там у вас, – заметил словесный мешок. – Но мне не совсем понятно...

– Я уже подхожу к концу, – сказал мужчина. – Ты будешь нашим спасителем. Разве тебе не это хотелось услышать?

– Возможно, – ответил словесный мешок.

– Мы хотим, чтобы ты полетел с нами и научил нас своим неограниченным возможностям выражения. Нам хочется, чтобы ты странствовал по нашей планете и одевал мир в слова. Мы же будем следовать за тобой и вести записи твоих речей. И все, что ты скажешь, будет нашей логикой, нашим синтаксисом и нашей реальностью. Как тебе это нравится?

– Твоя речь напоминает хорошую острогу, – с усмешкой ответил словесный мешок. – Но сначала я должен поговорить с Джорджем.

Однако, прежде чем он успел обсудить свою дилемму с Джорджем, женщина в белом вытащила из седельной сумки маленький предмет, и тот тут же превратился в зеленого слепня. Конечно, неплохо появляться на сцену подобным образом, но с этим слепнем было что-то не так. Когда он пару раз пронесся над толпой, всем стало ясно, что ему не хватает опыта в жужжании. А что может быть хуже чуждого нам насекомого, которое, жужжа, пытается выдать себя за что-то земное? Джордж вспотел при мысли о том, что жужжащий слепень появился лишь для того, чтобы создать в сюжете полную неопределенность. Фактически он даже перегрузил эту сцену.

Тем временем женщина хлопнула в ладоши и повернула прекрасное личико к слепню.

– На место! – сказала она, и насекомое вернулось в сферу неосязаемого.

А диорама казалась будто живой. Когда Джордж впервые взглянул на нее, он увидел какой-то коричневый предмет, пересекавший каменистую осыпь. Присмотревшись, он узнал в нем зайца – маленького и облезлого, но все-таки зайца.

– Как же это возможно? – с удивлением воскликнул Джордж. – Неужели вы поместили туда и что-то живое?

– Там все живое, – ответил техник.

И тогда Джордж увидел, как из-за горы появились доисторические люди, одетые в медвежьи шкуры. Два охотника из палеолита остановились и устало оперлись на копья. Их женщины начали разжигать небольшой костер. Почти у задника диорамы располагались скалы, край утеса и несколько деревьев. За ними начинался нарисованный ландшафт – огромное пространство уходящей вдаль равнины (а может быть, вельда, прерии или степи). И все это выглядело очень живо – особенно женщины, которые так мило склонились к костру, и их мужчины, карманьонцы, судя по большим карманам и сходству с греческими богами, высокие, красивые и светлокожие люди, с вполне развившимися черепами и орлиными чертами лица, не говоря уже о длинных волнистых волосах их дам, которым позавидовала бы любая современная женщина. А вокруг простирался новый мир, где все еще предстояло сделать и придумать, – мир на рассвете времени, столь чудесно изображенный на картинах Лескокса. И вряд ли эти карманы представляли, как им повезло.

– Великолепно, – сказал Джордж. – Значит, вы отслеживаете в прошлом какую-то группу пещерных людей, а затем проецируете сюда сцены их жизни?

– Нет никакой разницы между тем, что происходило с этими пещерными людьми в прошлом, и тем, что вы видите сейчас, – ответил техник.

– А как вам это удалось?

– Магическая симпатическая инженерия, – ответил техник.

– Кажется, я об этом что-то слышал, – сказал Джордж.

Он снова повернулся к диораме и присмотрелся к тому, чем занимались пещерные люди. Те разводили костер и, видимо, собирались готовить обед.

– У них там овца, которую они хотят сварить, – вскричал Джордж, напряженно склоняясь вперед.

Он с огромным интересом наблюдал за происходящим, поскольку в Мясном университете его профилирующим предметом было жаркое из барашка, а непрофилирующим – свиные маринованные ножки.

– Осторожно! – закричал техник. – Не подходите так близко!

– Можете обо мне не беспокоиться, – ответил Джордж, и в тот же миг его нога сорвалась с помоста.

Не успел он опомниться, как пол лаборатории ускользнул из-под него куда-то вверх и под ногами зашуршала каменистая осыпь. Ему еще повезло, что он свалился сюда, а не в пропасть, хотя, с другой стороны, Джордж тогда бы просто упал, а не попал в диораму.

Магда нашла его на восточном хребте, где он осматривал гору. Восстановив равновесие, Джордж понял, что в прежний сюжет ему уже не вернуться. Он стоял на каменистой тропе, зажатой между отвесной скалой и бездонной пропастью. Заглянув в черневшую глубину, Джордж поспешно отступил от края бездны. Все это, конечно, могло оказаться игрой его воображения, но он решил не рисковать, поскольку даже воображаемое падение с такой высоты неизбежно привело бы к смертельному исходу.

Осмотревшись, Джордж увидел диораму, которой он уже любовался прежде. Только на этот раз он находился внутри ее. «Вот ведь невезение, – подумал Джордж. – Что же мне теперь делать?» И тогда Джордж решил как-нибудь выбраться из этой картины и вернуться туда, где он был раньше.