Юрий Никитин - Скифы

Дрожь прошла по телу так внезапно, что ноги подкосились. Холод вонзился в сердце остро, словно в него кольнули сосулькой. Но если его оберегают, то, возможно, он в самом деле подвержен… опасности? Вряд ли на крышу дома послали бы снайпера, чтобы оберегать его от Гургена или Мони. То просто дурковатые или хамовитые соседи, а с этими бодигардами он почти что сам задрался. Извинился бы, и все бы обошлось. Нет, эти придурки ни при чем. Значит, ему в самом деле грозит реальная опасность…

Мысль невольно пошла дальше. Смертельная опасность — профессиональный риск не только разведчика или каскадера, но и любого политика. Либо ты эти правила принимаешь, либо выходишь из игры, где тебя никто не тронет, простых инженеров наемные киллеры не убивают… Возможно, эти структуры, которые его оберегают, скоро предъявят ему счет. В той или иной форме, но счет предъявят. Если они его оберегают, значит — что-то ждут.

Выгодное для себя, подумал он мрачно. А кому выгодна скифизация общества? Кому еще, кроме нас?

Нет, кому-то выгодна. Даже не потому, что выгодна, а потому, что в стране все-таки есть люди, которые страстно хотели бы сохранить страну. Хотят, но не знают как. Возможно, на них подействовало самоубийство его деда. Всегда есть наверху ребята с холодными мозгами, что тут же на калькуляторе прикинут, сколько бюджетных денег освободится, если старикам не платить пенсии… или хотя бы какой-то части, сколько освободится жилплощади, на сколько можно сократить персонал по уходу за престарелыми в домах соответствующего названия… да и само жалованье за счет сокращения персонала… плюс высвободятся рабочие руки, которые можно направить в другие отрасли…

Словом, смерть одного старика автоматически несет снижение расходов для государства сразу по длиннющей и ветвящейся цепочке расходов, которую он пока даже не может и представить: это и снижение количества врачей и медсестер, что ухаживают за ними… как в домах престарелых, так и на дому, это уменьшение закупки за рубежом редких лекарств для поддержания всего лишь жизни стариков, которые уже ничем не могут послужить государству, зато лекарств и заботы им требуется очень много…

Он ощутил дурноту, поспешил на кухню, дрожащими руками повернул кран. Тугая струя холодной воды ударила с такой силой, что едва не выбила чашку. Брызги разлетелись поверх раковины на стол.

Холодная вода чуть остудила горло. Да, подумал он зло, какие же они, скифы, не политики! Совсем не политики. Думали только о морально-этических проблемах, а ребята с холодными мозгами уже подсчитали экономическую выгоду от массовых самоубийств нетрудоспособных.

За странной сумбурной жизнью как-то неожиданно подошли и начались выборы в Госдуму. Как и водится, сперва с Камчатки, потом избирательные участки открылись в Сибири, в Центральном регионе…

Шансов на успех, как понимал Крылов, было маловато: ни тебе рекламы по телевидению, ни раскрутки в газетах… Ролик отснять могли бы и сами, головы еще те, но одна минута рекламы по телевидению стоит от пятидесяти тысяч жабьих шкурок! В провинции, понятно, дешевле, а скифы там, в регионах, — это так, веселое хулиганство…

Даже выставить наблюдателей не по карману. Некоторые из скифов, правда, принявшие эту игру всерьез, все же разошлись по избирательным участкам. Как наблюдать, не знали, да особо и не допытывались. Везде хватает этих рассерженных и подозрительных женщин, язвительных активистов, то и дело кого-то хватают за рукава, уличают, обвиняют, грозят опротестовать результаты в Центризбиркоме, Верховном суде, ЮНЕСКО…

В офисе все же следили за началом выборов по телевизорам, а в Интернет результаты поступали еще быстрее.

Неожиданно приехала Яна. Все засуетились, даже про выборы на время забыли, кто тащил ей кофе с пирожными, кто — пиво, кто приволок для красивой гостьи кресло, а Крылов не знал, куда ее посадить, как ублажить.

— Как выборы? — поинтересовалась Яна. — Алексей и ночует теперь только в офисе. Вообще живет там.

Черный Принц обвел взглядом помещение:

— И я бы не отказался жить в офисе. Куча компов, выделенка, пиво в холодильнике само появляется…

Откин сказал задумчиво:

— Яна, не поверишь, но на Дальнем Востоке мы шли ноздря в ноздрю с партией дебилов. Извини, замедленных. Я имею в виду партию «За равные возможности». В некоторых районах этим замедленным даже удалось опередить партию мичуринцев…

Яна поинтересовалась наивно:

— А кто это, мичуринцы?.. Какая-то новая партия?

Все замялись, а грубый Тор деликатно объяснил:

— Дебилы ведь тоже не дебилы, а партия «Замедленного развития».

— Так какая же это партия? — допытывалась любознательная Яна. — Которая мичуринцы?

Тор объяснил еще деликатнее:

— Партия, которая мужским половым членом груши околачивает…

— А, — просияла Яна, — партия «Груша»!.. Так бы и сказали. И что, замедленные обогнали даже мичуринцев? Там же самые интеллигентные и интеллектуальные люди. Умные и воспитанные!

— Умные и воспитанные всегда уступают дорогу тем, у кого слюни висят, — резонно возразил Откин. — В любой стране! А уж в России так и вовсе сидят в уголке и критикуют, критикуют… Да, мичуринцы в ряде регионов уступили этим замедленным. Они ж тоже замедленные, только по-другому. По-своему, как теперь говорят.

Яна оглянулась на Крылова:

— А каковы шансы у вас?

Он сделал приглашающий жест:

— Что тебе могут рассказать эти лоботрясы? Пойдем ко мне в кабинет, расскажу подробно.

Но, провожаемый ухмылками, потащил не в кабинет, а прямо к себе домой.

Яна возжелала ужинать при свечах, Крылов вытащил из коробки настоящую толстую свечу, у каждого хозяина есть на случай, если в доме вырубят свет, зажег, водрузил на середину стола.

— Какой у тебя огромный ящик, — заметила Яна.

— Намек понял, — ответил Крылов.

Он пощелкал на пультике, загорелся экран, там появился канал, о котором она никогда раньше не подозревала: с изумительным изображением, чистым звуком. Шел футбольный матч, разноцветные фигурки бегают по зеленому полю, на трибунах радостно кричат и размахивают национальными флагами.

Расстроенная фигурка вытащила мяч из сетки, футболисты другого цвета в диком восторге заметались по всему полю, прыгали и корчили дикие гримасы. А тот, который вогнал мяч в ворота, носился с диким воплем, вскидывал кулак характерным жестом. Его друзья наконец изловили у кромки поля, бросились обнимать, целовать, тискать, щупать, наконец содрали трусы. На трибунах кто-то загоготал, кто-то поморщился, дескать, это уж лишнее, прогресс раскрепощения зашел слишком уж, надо играть, а не выказывать телекамерам свободу от уз, а на поле счастливчика торопливо трахали центрфорвард и защитник, пока не подбежал капитан и не прекратил — мол, надо поберечь силы на последнюю десятиминутку, а остальное потом, он тоже хочет поздравить…