Александр Громов - Шанс для динозавра

Барини видел: развернутая в боевой порядок – в центре плотные ряды пехоты, на флангах многочисленная конница, – марайская армия уже наступала. Шагом. Пока шагом. Свято блюдя личную выгоду и ни в малейшей степени не торопясь, Гухар все-таки решил вмешаться в сражение.

На чьей стороне – вот вопрос.

Пущенная издалека стрела с тупым наконечником чиркнула на излете по оштукатуренной стене купеческого дома, выбила неяркую искру из булыжной мостовой, подпрыгнула, перекувырнулась в воздухе и упала уже окончательно, как бы обессилев. Но она не обессилела. Нарочито затуплен был ее наконечник, но главная опасность таилась не в нем, а в полоске тонкой бумаги, накрученной на древко и крепко примотанной ниткой. Проходивший по безлюдной улице ополченец оглянулся как бы невзначай и, быстро нагнувшись, сорвал с древка стрелы бумагу и спрятал ее под камзол. Еще раз оглянулся – и продолжил путь.

Уже который день марайские бомбарды работали только по стенам. А поверх стен из траншей в город летели тупые стрелы с воззваниями к защитникам города. Барини уже имел целую коллекцию этих воззваний.

Первые были чисто информационными. Гухар Пятый сообщал доблестным унганцам, что, вняв полученному им откровению свыше, обратился к учению святого Гамы и то же самое сделали его супруга, дочь и большинство придворных. Далее Гухар извещал о полном разрыве с Империей и о необходимости совместными усилиями защититься от ее хищных посягательств. Гухар клялся, что не держит зла против защитников Марбакау и вся эта осада – не более чем личный спор между ним, отпрыском знатнейшего рода, и Барини, самозванцем и неудачником. Ничего более первые послания не содержали.

Хватило бы и этого! Выше головы хватило бы! Барини почувствовал, что под ним шатается трон. Подлец Гухар нашел уязвимую точку и долбил в нее, как дятел. А ведь еще недавно мнилось: после блистательной победы над Губугуном, после поспешного отхода, чтобы не сказать бегства, имперской армии от стен Марбакау дело не может кончиться ничем иным, кроме как новым договором между князем и герцогом – равноправным союзническим договором, черт бы его побрал! Скрепя сердце Барини пошел бы на такой договор…

Обнаружилось иное. С блеском доколошматив Губугуна (на что, по правде говоря, уже не требовалось ни силы, ни доблести), отрядив часть кавалерии преследовать бегущих, Гухар развернул главные силы против утомленных битвой унганцев. Завидная роль смеющегося третьего удалась ему как нельзя лучше. Он не стал особенно наседать на противника, не попытался даже отрезать его от Овечьих ворот. Дело окончилось вялой перестрелкой и неспешным отступлением унганцев в город. Барини ждал парламентера с предложением перемирия ради личной встречи двух властителей…

Вместо этого на город стали сыпаться тупые стрелы с посланиями опаснейшего содержания. Гухар – приверженец учения Гамы, как вам это понравится? Он попросту выбивал почву из-под ног Барини.

Немедленно был обнародован эдикт: словам супостата не верить, всю корреспонденцию такого рода сдавать куда следует, и вообще все это пустые слова. Они легки Гухару, изменившему вассальной присяге. Унганцы не лопоухие простаки, чтобы верить врагу на слово. Где дела, а?

Против ожидания дела последовали очень скоро. Однажды перед восточным бастионом появились три члена магистрата Дагора, сытые, хорошо одетые и без стражи. Надсаживаясь, кричали: слава, мол, Гухару милосердному, избавившему Дагор от нашествия имперских головорезов. По их словам выходило, что, выгнав из Дагора имперский гарнизон, Гухар повелел возместить городу все убытки, причиненные нашествием, распорядился выпустить из церковных тюрем «закоренелых еретиков» и отныне никому не чинит препятствий ни в вопросах веры, ни в торговых делах. Более того, он снизил налоги и произвел хлебную раздачу!

Поспешивший на восточный бастион Барини приказал стрелять по провокаторам. Но то ли солнце чересчур ярко светило в глаза, то ли стрелки оказались никудышними – словом, члены магистрата нелюбимого города благополучно убежали и скрылись в траншеях. А с неба посыпались новые стрелы с новыми письмами.

Теперь это было предложение сдать город – прямое и без околичностей. Называя унганцев дорогими его сердцу единоверцами, Гухар клялся щадить всех, кто сложит оружие, и не причинять ущерба их имуществу. Он писал о ненужности пролития крови. Марайцы и унганцы – разве не братья? Разве не на одном языке говорят? Разве не одинаково верят теперь в догматы учения святого Гамы? К чему же эта глупая война?

О Барини не говорилось ни слова, но подразумевалось: только он заставляет вас, дорогие единоверцы, продолжать эту бессмысленную войну. С этого дня бегство из города приняло угрожающие размеры. Однажды ночью Барини, желая проверить посты, не нашел на одном из бастионов вообще никого – остались лишь веревки, по которым дезертиры спустились со стен. Если бы Гухар решился на ночной штурм, судьба Марбакау могла бы решиться еще до рассвета.

Но Гухар не пошел на приступ. Гухар ждал, когда город сам упадет ему в руки, и был уверен, что это обязательно случится. К чему весь этот шум и гром, когда можно просто выждать?

Осада приобрела ленивый характер. Смолкла осадная артиллерия, оставив бастионы Марбакау недоразрушенными. Лишь изредка бухала бомбарда, посылая в город пустотелое, раскалывающееся при падении ядро с целым ворохом листовок. Осажденные не таясь показывались на стенах, и никто не стрелял по ним. Еще больше осмелели осаждающие – бывало, открыто варили похлебку в пределах досягаемости огня со стен, и никто не вел по ним огня, если только поблизости не находился князь или кто-нибудь из его доверенных офицеров. Последних оставалось немного. Барини скрежетал зубами: ах, если бы уцелел Крегор! Этот стоил дюжины, сам не расслабился бы и никому не позволил. Но бравого кавалериста принесли с поля боя с пробитой против сердца кирасой, и Барини при всех закрыл ему единственный глаз, после чего накрыл мертвого своим плащом. Жест понравился. Тогда, после битвы, всем казалось: самое трудное позади, Империя не скоро соберет войска для нового вторжения, а марайцы… Да разве они смогут взять Марбакау?

Кто мог предвидеть, что в хитрости Гухар превзойдет всех?

А надо было предвидеть. Теперь расхлебывай.

В воззваниях, по-прежнему больше смахивающих на информационные бюллетени, Гухар сообщал: остатки имперского воинства позорно бегут, они уже изгнаны из Унганской провинции Марайского герцогства. Бесчинства мародеров пресекаются немедленно и жестоко. Крестьяне, получившие налоговые льготы, повсеместно возвращаются к мирному труду. Приняты меры к оживлению торговли. Герцог ничего так не желает, как вечного мира ради процветания своих подданных…