Алексей Калугин - Деграданс

– Думаете, муляж?

– Я этого не говорил.

– Но в него стреляли на наших глазах!

– Хорошо. Давай просмотрим еще раз.

Снова обратная перемотка. Грохот выстрелов. Капли крови или темного раствора на объективе. Ободранные сухожилия мумий. « Сажай мертвяка под мумию! » – « Не получается ». – « Ладно, бросайте! – голос Шивцова. – Только разденьте до гола ». – « Я не могу! Не могууууууууу! » – « Чего ты не можешь? » – « Раздеть его не могу ». – « Тогда раздевайся сам! » – « Я не могу! Не могуууууууууу! » – « Ну, что за дела? – голос Калинина. – Витя, у нас материал бунтует ». – « Я не могуууууууууу! » – « Хочешь пулю? » – « Да хрен с ним, Витя. Не стреляй. Пока не стреляй. Лучше объясни, зачем этого мертвяка надо раздеть? »

– Смотри, как они тащат убитого…

Подполковник отвел глаза от багровых щек Петунина.

– В бассейн шлепнулся живой человек. Заметь, я не утверждаю. Но мне так кажется. Пока камера Калинина гуляла по лицам, живого человека вполне могли подменить на муляж.

– А что говорят специалисты?

– Специалисты пока проанализировали только первое «убийство». Со стопроцентной уверенностью утверждать они ничего не могут, но допускают вероятность того, что убийство могло быть инсценировано.

– Но заложники насмерть перепуганы!

– Правильно. А ты бы там хохотал? Они ничего не понимают! Многие из них, действительно, пришли в галерею посмотреть на ободранные мумии, но никак не на стрельбу по себе.

Капитан потер виски.

Скоро и у меня голова начнет раскалываться.

– Значит, наша задача меняется?

– Правильно понял, капитан.

– А яснее, товарищ подполковник?

– Держи людей в полной боевой готовности.

– И это все?

Подполковник не ответил.

На экране овальный стол.

За столом мужчина в строгом темном костюме.

На улице жара – в студии бесшумно работают кондиционеры.

Напротив гостя ведущий – лет сорока пяти. На нем расклешенные джинсы, светло-коричневый джемпер. Густые, темные волосы, может, чуть более длинные, чем следовало бы. Небрежно причесанные. Глаза внимательные, цепкие. Такой своего не упустит.

«…наш гость…»

Голос ведущего глубок.

«…искусствовед Эраст Николаевич Домский…»

Мужчина в строгом темном костюме слегка наклонил голову.

Несомненно, он здоровался. Но жест его указывал и на то, что он – уважаемый гость, и понимает это, и просит все внимание сосредоточить на нем.

«…очерки и эссе Эраста Николаевича… Самые массовые, самые популярные издания… – Ведущий поправил изящные очки с невидимой для зрителей бегущей информационной строкой. – „Российский Плейбой“, „Нью-Хастлер“, „Нина: Журнал для женщин“, „Витя: Журнал для мужчин“, „Бобби: Журнал для собак“, „Катти: Журнал для кошек“, „Мелкие ненужности“, „Вариант Z“, „Банзай: Варианты любви“ – все эти издания считают честью для себя размещать материалы нашего гостя на своих страницах. Эраст Николаевич постоянный участник популярных телепрограмм и интеллектуальных шоу. Несколько дней назад Эраст Николаевич вернулся из Южной Америки, где принимал участие в реалити-шоу „Сам собой людоед“. Что это за шоу? Нам интересно! Мы ждем! Чем вы там занимались?»

«Духовным поиском».

«О! Как интересно!»

«Нас высадили на пустынном плато где-то в Южной Америке. Координаты от журналистов до сих пор утаивают, так задумано. При словах Южная Америка у всех в воображении сразу предстают Амазонка, джунгли, анаконды, правда ведь? Но мы видели голую каменистую пустыню. Даже никакой растительности, только тонюсенький ручеек – и все!»

«Сколько вас было?»

«Четырнадцать человек».

«Чем же вы там питались?»

«Самыми слабыми. Самыми слабыми своими собратьями».

Домский улыбнулся. Глаза у него были темные, зубы весело поблескивали.

«Понятно, мы – люди воспитанные. Мы не рвали глотки друг другу, не бросались с ножом на женщин или ослабевших. очередная жертва выбиралась вполне цивилизованно».

«Это как же?»

Удивленный жест.

«Путем тщательного ежедневного взвешивания».

«О, как интересно! Взвешивания? Вы не оговорились?»

«Нет, не оговорился. Вы правильно меня поняли. Именно взвешивания».

«Ничего не понимаю! Поясните!»

Широкая улыбка гостя.

«Представьте себе виселицу. Настоящую несколько, конечно, стилизованную виселицу. Каждый вечер мы вставали на деревянные табуреты и совали головы в петли. Из-под нас выбивали табуреты и самым натуральным образом вздергивали… – Домский театрально вскинул сжатую в кулак руку и сделал резкое движение, как бы затягивая на шее тугую петлю. – Правда, у каждого был специальный пульт. Нажми кнопку и петля мгновенно распускается, ты падаешь на землю. Неприятные случайности таким образом исключены. Но весь фокус заключался как раз в том, чтобы не упасть первым…»

«Почему?»

«Потому что именно упавшего подавали на пиршественный стол».

«С вами не соскучишься. Это правда. На пиршественный стол?!»

«Ну да. Как его еще назвать? – ослепительная улыбка. – Упавший первым выбывал из дальнейшей игры. На стол, конечно, подавали не его самого, а чудесно наперченную, набитую экзотичными пряностями и прекрасно обжаренную копию несчастного. Очень точную копию! Из свинины, говядины, мяса местной фауны. Честно вам скажу, объедение! Невозможно оторваться. Но в заключался второй фокус. Если употребить яств много, на другой день непременно первым сорвешься с виселицы – на таких весах, сами понимаете, важен каждый грамм. А если не есть, если перетерпеть голод, если постоянно сбрасывать вес – очень трудно будет проводить долгие день среди голых камней под палящим солнцем. Замедляется реакция, тебя охватывает неуверенность… Легко такое представить, правда?… Но добавлю, – добродушно улыбнулся Домский, – копия проигравшего подавалась действительно безукоризненная, включая все бородавки и шрамы на коже… Но согласитесь, интересно побывать на пиршестве каннибалов… – Добрая широкая улыбка. – Кстати, первоначально наше реалити-шоу называлось „Сам собой каннибал“. Уже в Америке поменяли его на „Сам собой людоед“. Как думаете…»

Домский лукаво прищурился:

«…о чем это говорит?»

«А действительно?»

«Прежде всего о том, что искусство всегда принадлежало и всегда будет принадлежать народу. Где бы это ни происходило! – Домский торжествовал. – Каннибал – это что-то чужое, далекое, правда? Да и звучит как-то неприятно. Канн-ни-бал… Сразу представляются страшные необитаемые острова… Жадный Робинзон… Бал с активным поеданием врагов… А вот людоед – это наше! Это родное! Это звучит почти по домашнему. Лю-до-ед! Правда? В детстве каждому рассказывали перед сном сказки о людоедах…»