Лучшее за 2004 год: Научная фантастика. Космический боевик.

– Ну, на фоне всех моих прочих геморроев одним больше, одним меньше…

Он меня поблагодарил.

И тут я понял: хватит. Иначе конца-края этому не будет. Это не то, от чего я мог бы с помощью терапевта излечиться, вроде энуреза, агорафобии или склонности к каннибализму. Это будет продолжаться до самой моей смерти.

Ну и ладно, подумал я. Достанем-ка старую добрую бритву Оккама и рассечем несколько гордиевых узлов. По крайней мере отчасти, как некогда говорили логики.

Я отправился в мастерскую, где, по общему мнению, все и началось.

Я замкнул рубильник снаружи. Зашел внутрь. На этот раз притворил дверь. Взялся за пилу и включил…

Поднявшись с пола, я распахнул дверь и вышел во двор. Уже начинало смеркаться, значит, я потерял сознание на час или около того.

Я разомкнул рубильник, вошел в дом через заднюю дверь и, миновав подсобку, по коридору прошагал в гостиную, к книжному шкафу. Достал четырнадцатый том энциклопедии, раскрыл его.

Никсон Ричард Милхаус, говорилось там, (1913-1994). Хорошая длинная статья.

С кухни донесся шум. Хлопнула крышка духовки.

– Чем ты занимался? – спросили оттуда.

– У ленточной пилы коротнул выключатель, надо будет его поменять, – ответил я и завернул за угол.

Там была моя жена Сьюзен. Чуть старше, чуть потолще, чем я ее помнил. Но все равно хороша.

– Ну-ка повернись к свету, хочу тебя рассмотреть, – сказал я.

– Мы же ссорились, прежде чем ты ушел, помнишь?

– Что бы там ни было, я был не прав, – ответил я. – А ты права. Пускай будет по-твоему.

– Ты хоть помнишь, о чем мы спорили?

– Нет, – сказал я. – Да какая разница. Личные проблемы гроша ломаного не стоят рядом с…

– Кончай мне тут "Касабланку" ["Касабланка" (1942) – знаменитая драма Майкла Кертиса, в фильме снимались Хамфри Богарт, Ингрид Бергман, Пол Хенрейд, Клод Рэйнс, Конрад Вейдт, Сидни Гринстрит, Питер Лорр.] разводить, – сказала Сьюзен. – Джоди и Сьюзи-Кью хотят в следующую субботу привезти детей и отметить у нас день рождения крошки Эдди. Ты хотел, чтобы здесь все было тихо-мирно, а день рождения от метить где-нибудь на выезде. Об этом мы и спорили.

– Хреновый из меня дедушка, – произнес я, – но давай, тащи их. Пригласи соседей! Повесь на улице знак: "Досадите старому пердуну!"

Потом я успокоился.

– Скажи им, – произнес я, – что я буду только рад всех видеть.

– Честное слово, Эдвард, – начала Сьюзен, поставив латку на большую конфорку, – иногда мне кажется, ты и собственную задницу готов забыть, если она не приклеена.

– Угу, конечно, – сказал я. – Я успел забыть, что это такое – тихо-мирно. И наверняка не только это.

– Ужин готов, – сказала Сьюзен.

Кристина Кэтрин Раш начала писать в начале 90-х годов и быстро поднялась до таких вершин, о которых молодая писательница не может и мечтать; потом в середине 90-х замолчала на несколько лет, потому что работала редактором "The Magazine of Fantasy and Science Fiction", а уйдя с этого поста, в начале двадцать первого века снова вернулась к писательской деятельности. Она выпустила несколько романов, причем сразу в четырех жанрах: фэнтези, детективном, романтическом и научно-фантастическом. Под своим именем она написала почти двадцать романов, в том числе и "The White Mists of Power", четыре тома серии "Fey", серию "Black Throne", "Alien Influences"; несколько книг "Star Wars" совместно с мужем Дином Уэсли Смитом. Самые последние романы под именем Раш – "The Disappeared", "Ex-trimes" и "Fantasy Life". В 1999 году она получила Читательскую премию журналов "Asimov's Science Fiction" и "Ellery Queen's Mystery Magazine" – беспрецедентный случай! Будучи редактором, была награждена премией "Хьюго" за работу в "The Magazine of Fantasy and Science Fiction" и разделила Всемирную премию фэнтези с Дином Уэсли Смитом за редактирование оригинальной версии его книги "Pulphouse". Кроме того, она получила премию Геродота за лучший исторический детектив ("Dangerous Road" совместно с Крисом Нельскоттом) и Премию критиков "Котапис Лтез" ("Utterly Charming" совместно с Кристиной Грейсон). Под своим именем она получила премию Джона У. Кемпбелла, вошла в шорт-лист премии Артура С. Кларка, а в 2000 году получила премию "Хьюго" за рассказ "Millenium Babies". Таким образом, она одна из немногих, кто умудрился получить премию "Хьюго" и за писательский труд, и за редакторский. В таинственном и остром рассказе, приведенном ниже, Раш показывает, что вещи и события не обрывают своей связи с настоящим из-за того, что уходят в прошлое…

"Шестнадцатое июня у Анны. Для знатока разговорного языка это выражение означает самый кардинальный день в истории развлечений. Случилось это в начале двадцать первого века. Не известно, почему из тысяч других записанных и каталогизированных разговоров были выбраны именно эти.

Предположений существует множество. Кое-кто говорит, что в тот день было отмечено необычайное разнообразие разговорных типажей. Другие утверждают, что этот день можно сравнить с джазовыми импровизациями и экспромтами – пункты и контрапункты по своей красоте выше самих слов. Третьи же выдвигают гипотезу, что наличие свободного стула у стены позволяет гостю присоединяться к разговору, не ощущая при этом, что он вторгается на чужую территорию…"

Заметки на полях специального шестичасового выпуска

"Шестнадцатого июня у Анны"

Вечером после похорон жены Мак поставил стул перед тем самым книжным шкафом, который он сделал для Леты более сорока лет назад, и зажег лампочку, закрепленную на верхней полке. На полках стояли по две копии всех когда-либо выходивших изданий "Шестнадцатого июня у Анны" (одна копия для чтения, вторая нераспечатанная). Все они словно подмигивали Маку.

Кроме них вразброс стояли другие книги, электронные переплеты, ОУО, вышедшие из моды мини-компьютеры – все они сохранили память о Лете и о том дне ее жизни, который она считала самым важным.

Запах сирени, перезвон золотых браслетов, и вот в поле зрения Мака попала женская рука с кольцами, она протянулась к выключателю и погасила свет.

– Не мучай себя, папа, – сказала его дочь Шери. Лет ей было больше, чем шкафу, лицо с возрастом стало мягким, как у матери. Еще один перезвон браслетов, и включилась настольная лампа, а Шери села на диван напротив отца. Подростком она любила прыгать на этом диване, а отцу казалось, что все это происходило всего лишь несколько недель назад. – Мама бы не одобрила.

Мак сцепил пальцы, упер локти в колени и уставился в пол, чтобы дочь не заметила, как в его глазах блеснул злобный огонек. Лета больше уже ничего не одобрит. Она умерла, а он остался один, и из этого самодельного книжного шкафа на него потоком обрушились воспоминания.