Теодор Старджон - Умри, маэстро! (авторский сборник)

Сюда-то и пришла Барбара, пришла с легким от счастья и полным любви сердцем, чтобы отдать его голубым мхам берегов. И поскольку любящее сердце способно получать больше, чем что бы то ни было, именно в нем больше всего и нуждаются окружающие, и с тех пор Барбаре стали доставаться самые звонкие птичьи песни, самые лучшие краски, самые тихие вечера, и множество других вещей, которые стоит дарить в первую очередь. Когда Барбара была голодна, бурундуки приносили ей самые спелые орехи, а когда была сыта — самые красивые камешки; зеленая змея своей выразительной пантомимой показывала, как течет вверх по склону ручей живых изумрудов; три веселых выдры демонстрировали, как сразу возрастает твоя радость, если кубарем скатиться с крутого берега в воду. Комары-дергунцы, медоносные пчелы и шмели, а за ними и яркие колибри время от времени замирали в воздухе и висели совершенно неподвижно, и тогда над водой звенело их чистое, минорное "ля".

В один прекрасный день все вокруг озерца неожиданно затихло, и тогда Барбара узнала, почему вода здесь оставалась чистой.

Сначала перестали дрожать осины.

И все кролики выбрались из кустов и расселись на голубых мшистых берегах, выпрямив спинки, насторожив уши и подняв к небу влажные носы — неподвижные и розовые, как коралл.

Цапли тоже попятились и, словно придворные, встали у края водоема, склонив на бок хохлатые головки и закрыв один глаз, чтобы лучше видеть.

Бурундуки почтительно опорожнили свои защечные мешки и принялись быстро тереть друг об друга свои маленькие лапки, а потом вовсе убрали их с глаз долой и выпрямились, стоя неподвижно как колышки от палатки.

Даже листва на деревьях и кустарниках вокруг озера прекратила свой напористый рост; казалось, трава — и та словно чего-то ждала.

Последним звуком, который можно было расслышать в наступившей тишине, было негромкое "фик!", которое производили веки совы, проснувшейся в своем дупле, чтобы наблюдать, смотреть.

Он явился как облако, и земля мягко проминалась под каждым из его золотых копыт. Остановившись на берегу озерца, он опустил голову, и на один краткий миг встретился взглядом с Барбарой, которая заглянула в его глаза, словно в другую вселенную, полную мудрости и сострадания. И еще ей запомнился безупречный изгиб его могучей шеи и ослепительный блеск золотого рога.

Он пил — а потом он исчез. Всем известно: там, где пьет единорог, вода всегда остается чистой.

Сколько времени он пробыл у пруда? Как давно пропал? Или время тоже замерло, как трава?

– Неужели он не мог остаться?.. — заплакала Барбара. — Неужели не мог?!

Встреча с единорогом — всегда очень грустная встреча. На своем коротком веку человек может никогда больше его не увидеть. И все же, повстречать единорога — это большая удача и счастье.

И Барбара стала сочинять песню о нем.

Было уже поздно, когда Барбара вернулась с болот, — так поздно, что ее восторг остыл от ночной прохлады и бежал к горизонту. Она вышла на проезжую дорогу немного не доходя Большого Дома и двинулась по ней, чтобы, свернув за усадьбой, добраться до своего маленького домика с садом.

За большими воротами усадьбы громко скулило какое-то животное. Большое животное, больное животное…

Барбара видела в темноте гораздо лучше большинства людей, поэтому очень скоро она разглядела и само это существо, которое, вцепившись в железные пики, карабкалось вверх, издавая тот самый прерывистый кашляющий стон, который привлек ее внимание. На самом верху существо неожиданно сорвалось и повисло со внешней стороны ворот. Некоторое время оно слабо барахталось, потом послышался треск рвущейся материи; темное тело тяжело рухнуло на землю и осталось лежать — неподвижное и молчаливое.

Барбара подбежала к нему, и существо на земле снова заскулило. Это был мужчина, и он плакал.

Да, это был он, человек, которого она любила и который был высоким, стройным и таким живым. Это ее любовь лежала на земле избитая, окровавленная, с исцарапанным лицом и в изорванной одежде — и жалобно стонала.

Для любящей души это была самая замечательная возможность получать забрать у любимого его боль, его беды и страх.

– О, тише, тише! — прошептала Барбара, и легко, словно птица крылом, коснулась кончиками пальцев синяков и ссадин на его лице. — Все кончилось. Теперь уже все позади.

Перевернув раненого мужчину на спину, она опустилась рядом с ним на колени, чтобы помочь ему сесть. Для этого ей пришлось приподнять его крупную руку — большую и сильную руку — и положить себе на плечи. Он был очень тяжел, но и Барбара была очень сильной. Негромко ахнув, раненый привалился спиной к воротам, и девушка быстро посмотрела вперед и назад вдоль освещенной последними лучами луны дороги. Никого и ничего. В Большом Доме тоже не видно было ни огонька, но на противоположной стороне дороги темнела живая изгородь, которая, как казалось Барбаре, могла укрыть их от пронизывающего ночного ветра.

– Идем, любимый, идем туда, — шепнула она и почувствовала, как мужчина вздрогнул.

Почти таща его на себе, Барбара перенесла возлюбленного через дорогу, переправила через неглубокую канаву и протащила через дыру в изгороди. Там она чуть было не упала вместе с ним, но, скрипнув зубами от напряжения, нашла в себе силы, чтобы бережно опустить его на землю. Прислонив раненого спиной к живой изгороди, она наломала молодого ракитника и разложила его на земле, чтобы получилось упругое, мягкое ложе. Накрыв ветки уголком своего плаща, Барбара уложила мужчину на землю, так что его голова оказалась на куче ветвей, как на подушке. Остальным плащом она тщательно укутала раненого, так как его тело показалось ей слишком холодным.

Поблизости не было никакой воды, а Барбара не решалась оставить возлюбленного. В конце концов ей удалось с помощью платка кое-как счистить с его лица запекшуюся кровь, но он все еще не согрелся, и его кожа все еще была холодна.

– Ты ведьма, — неожиданно пробормотал раненый. — Проклятая, маленькая ведьма…

– Ш-ш-ш! — снова ответила Барбара и, улегшись рядом с ним на земле, нежно обвила его голову обеими руками. — Потерпи немного, сейчас ты согреешься.

– Стой, где стоишь! — проворчал он с угрозой. — Не смей больше убегать от меня.

– Я никуда не убегу, — шепнула Барбара. — О, милый мой, как сильно тебя ранили! Я не оставлю тебя, клянусь — не оставлю!

Раненый не шевельнулся, и только снова негромко зарычал.

– Я расскажу тебе одну удивительную и прекрасную историю, мой милый, ласково проговорила Барбара. — А ты слушай и постарайся представить себе все, о чем я буду говорить, — добавила она нараспев. — В самом сердце трясины есть озеро чистой воды, где растут на просторе прекрасные деревья — осины, березы и плакучие ивы, где царят удивительные мир и покой, и даже цветы, вырастая, никогда не роняют своих лепестков. Мох по берегам озера — серебристо-голубой, а вода прозрачна, как алмаз…