Теодор Старджон - Умри, маэстро! (авторский сборник)

– Ты опять говоришь со мной на тысячу голосов и рассказываешь какие-то сказки, — пожаловался раненый.

– Шш-ш!.. Молчи и слушай, любимый. Это не сказка — такое место действительно существует. Стоит только пройти четыре мили к северу от деревни и взять немного западнее, и с вершины холма, где растут рядом два карликовых дуба, ты увидишь эти деревья. И я знаю, почему в этом озере вода такая чистая! — вскричала она радостно. — Я знаю, знаю почему!..

Но раненый ничего не сказал. Он только глубоко вздохнул, и от этого ему, наверное, снова стало очень больно, так как Барбара почувствовала, что он опять дрожит.

– Туда ходит пить единорог, — прошептала она прямо ему на ухо. — И я видела его своими глазами!

Но он снова промолчал, и Барбара сказала:

– Я сложила об этом песню. Послушай, вот она:

Дыхание раненого сделалось более мерным, и Барбара тихо закончила:

– Я правда его видела…

– Я ослеп! — проговорил он. — Ослеп, совсем ослеп!..

– О, мой дорогой…!

Раненый пошевелил рукой и ощупью отыскал ее ладонь. Потом — очень медленно — поднял вторую руку. Двумя руками он ощупывал, поворачивал, сжимал тонкие пальцы Барбары. Внезапно он снова с угрозой зарычал и попытался приподняться.

– Почему?! — выкрикнул он. — Почему, почему, почему?! Зачем ты это сделала? За что ты ослепила меня?!

Каким-то чудом ему удалось сесть, и он, скорчив свирепую гримасу, схватил Барбару за горло своей большой и сильной рукой.

– Зачем все это, если…

Окончание фразы слилось в неразборчивый, звериный рык. Вино и колдовство, ярость и мука вскипели в его крови.

Один раз Барбара негромко вскрикнула.

Один раз всхлипнула.

– Вот теперь, — проговорил Дел, отталкивая ее, — тебе никогда не поймать единорога. Пошла прочь от меня!

И он ударил ее по лицу.

– Ты не в себе! Ты болен!.. — жалобно воскликнула Барбара.

– Прочь! — с угрозой повторил он.

Барбара в испуге вскочила. Он подхватил ее плащ и швырнул в темноту, и Барбара, которая с беззвучным плачем бросилась прочь, запуталась в нем и едва не упала.

А некоторое время спустя из-за живой изгороди снова послышались жалобные стоны и всхлипы.

Через три недели Рита отправилась на рынок. Внезапно чья-то сильная рука схватила ее сзади за плечо и рывком втиснула в угол, образованный стеной ближайшего дома, но Рита не испугалась. Подняв взгляд, она узнала Дела и сказала сдержанно:

– Не прикасайся ко мне.

– Я хочу, чтобы ты мне кое-что рассказала, — промолвил он. — И ты мне это расскажешь!

Его голос был таким же суровым и жестким, как и рука, сжимавшая ее руку выше локтя.

– Я расскажу тебе все, что ты хочешь, — ответила Рита. — Только, пожалуйста, не прикасайся ко мне.

Дел немного поколебался, потом выпустил ее плечо, и девушка небрежно повернулась к нему.

– Ну, в чем дело?.. — Взгляд Риты скользнул по его лицу, на котором еще видны были почти зажившие шрамы, и уголок ее губ чуть заметно дрогнул в улыбке.

Глаза Дела превратились в щелочки.

– Я хочу узнать вот что: зачем ты устроила все это?.. Приятный вечер вдвоем, угощение, яд… Неужели все это ради меня? Ведь чтобы получить меня, вовсе не обязательно было так стараться.

Рита улыбнулась.

– Ради тебя?.. Нет. Просто пришел твой черед — только и всего.

Дел, казалось, был искренне озадачен.

– Ты хочешь сказать.., такое случалось и раньше? Она кивнула.

– Каждый раз, когда наступало полнолуние, и сквайра не было дома.

– Ты лжешь!

– Не забывайся! — сказала она резко, потом слегка улыбнулась и добавила:

– Как бы там ни было, это — правда.

– Но тогда бы пошли разговоры, слухи…

– Вот как? А скажи-ка, скольким друзьям ты рассказал о своем приключении? О своем унизительном приключении?

Дел опустил голову, и Рита кивнула.

– Вот видишь!.. Все они уходили и пережидали, пока раны не заживут, а потом возвращались и ничего не говорили. И они всегда будут возвращаться и молчать.

– Ты — дьявол!.. — прошептал Дел. — Настоящий дьявол во плоти! Но зачем ты делаешь это? Зачем?

– Я говорила тебе, — честно сказала она. — Я — женщина, и как каждая женщина я поступаю так, как мне хочется. Впрочем, ни один мужчина никогда не коснется меня. Я — девственница и останусь ею.

– Ты — кто?.. — заорал Дел. Рита предостерегающим жестом подняла руку в тонкой надушенной перчатке.

– Прошу тебя, тише… — проговорила она и слегка поморщилась.

– Слушай, — проговорил Дел гораздо более тихим, но таким напряженным голосом, что Рита невольно попятилась, впервые отступив перед ним. А Дел даже закрыл глаза, словно напряженно думал о чем-то.

– Ты говорила об озере… Об озере, из которого пьет единорог. Ты еще сложила песню… Постой, как там было?.. "Как мягкий шелк, как молнии сверканье…". Помнишь? А потом… Потом я позаботился о том, чтобы ты никогда не поймала единорога!

Рита отрицательно покачала головой, и налицо ее отразилось искреннее недоумение.

– Как мягкий шелк, как молнии сверканье… Мне это нравится, — промолвила она. — Это звучит очень мило, но — честное слово! — я не имею к этому никакого отношения.

Дел наклонился и приблизил свое лицо к ее лицу, и хотя он говорил шепотом, слова вылетали, как пули:

– Лжешь! Все лжешь! Я не мог забыть. Я был ранен, болен, ты опоила меня, но я помню, что я делал и чего не делал.

И с этими словами он круто повернулся и зашагал прочь.

Большим пальцем в перчатке Рита задумчиво прикоснулась к верхним зубам, потом бросилась за ним.

– Дел!..

Он остановился, но не обернулся, и Рите пришлось обойти его, чтобы встать с ним лицом к лицу.

– Я все равно не заставлю тебя поверить, — с дрожью в голосе сказала она. — Но это.., это единственное, что у меня осталось.

Дел даже не попытался скрыть своего удивления. Рита же, не без труда придав своему лицу спокойное выражение, добавила:

– Прошу тебя, Дел, пожалуйста, расскажи мне еще немного. Ну, об озере, о песне, о том, что произошло…

– Ты не помнишь?

– Я просто не знаю! — вспыхнула Рита. Она была глубоко взволнована, и Дел сказал с напускной кротостью:

– Ты рассказала мне об озере в Топях — об озере, из которого пьет единорог. Ты сказала, что ты сама видела, как он приходит туда. Ты сложила об этом песню. А потом я…