Вадим Панов - Царь горы

— Конечно.

— Свяжись с ним.

Южный Форт, штаб-квартира семьи Красные Шапки

Москва, Бутово, 14 декабря, вторник, 15:59

Великий фюрер Красных Шапок был дикарем необычным, в чем-то даже уникальным. И дело даже не в том, что он сумел стать первым — лидеры в семье менялись с дивной регулярностью, и иногда на вершину заносило удивительных кретинов. Необычность одноглазого заключалась в том, что, дорвавшись до власти, Кувалда умудрился надежно закрепиться на троне, и достойно отражал атаки оголтелых сородичей. Невысокий Шибзич, бывший в свое время фюрером самого слабого клана, умело юлил между Великими Домами, когда надо угождал, когда надо уходил в тень, не забывал жестоко расправляться со смутьянами, и тут же бросать подачки наиболее опасным уйбуям. Любителям порассуждать о низких умственных способностях дикарей, следовало бы понаблюдать за Кувалдой и убедиться, что в любом правиле бывают исключения: рулить непредсказуемой семейкой столь длительный срок, это, знаете ли, искусство.

— И не надейся! За такую цену я тебе сам эти железяки продам!

— А гфе ты такие найфешь?

— Кувалда, — Урбек Кумар с иронией посмотрел в единственный глаз фюрера. — Ты хочешь сказать, что у меня нет связей?

— Я хочу сказать, что за такую цену, тебе никто их не профаст! — продолжил гнуть свое великий фюрер. — А если профаст, то значит, это буфут ворованные железяки. А зачем тебе тоже ворованные, если я тебе уже ворованные префлагаю?

Все Шибзичи шепелявили, но у Кувалды характерная клановая особенность была выражена очень сильно. Впрочем, Кумар не в первый раз вел диалог с фюрером, и прекрасно понимал высокопоставленного собеседника.

— А вефь товар какой, Урбек! Золото!

— Железо, — машинально поправил одноглазого Кумар.

— Несгораемое! Невскрываемое! На кофовых замках есть, и на электрических замках есть…

— Электронных.

— Берешь?

Урбек кисло поморщился.

Разумеется, скупщика краденого не волновало, где именно дикарям удалось стащить два вагона разнокалиберных сейфов. Куда пристроить железный хлам Урбек, в общих чертах, представлял, оставалось убедить Кувалду не жадничать и согласиться на предложенную шасом цену. Обычно это удавалось, но сегодня одноглазый уперся: вырученная сумма должна была закрыть взятый у Торговой Гильдии кредит на выборы, и отступать фюрер не собирался.

— Берешь?

— А если не возьму?

— Я их еще кому-нибудь профам. Этому… Субару Хамзи, — выдал одноглазый давно заготовленный ответ.

— Субар цены не даст, — заметил Кумар.

— Фаст, — улыбнулся Кувалда. — Он вефь тебе этот… конкрет!

— Конкурент.

— Не важно. Главное, что он цену фаст.

— А если не даст?

Фюрер задумался, ответ на этот вопрос он не репетировал. Урбек же выдержал недлинную паузу, и снисходительно заключил:

— Соглашайся, Кувалда, соглашайся.

— А если и Субар цены не фаст, — менее уверенно произнес одноглазый. — То я королеве пожалуюсь. Скажу, что у вас, типа, монополия. И сговор. Гфе это вифано, чтобы барыгам сговариваться и цены не фавать?

— Я не барыга, — высокомерно бросил Кумар. — Я эксперт по трофеям.

— Не хотел тебя обижать, — торопливо поправился фюрер. — Я, типа, Субара имел в вифу. Только его. Вот он — барыга.

— Почему я должен терпеть твое хамство?!

— Но я же извинился!

— Никакого уважения не стало…

Урбек собирался сыграть в оскорбленные чувства. Сначала закатить образцово-показательную истерику, заставить одноглазого попотеть, как следует, после чего надавить и вышибить приемлемую цену на несчастные сейфы, но…

— Мля, Кувалда, какого хрена меня не пускают?!

В распахнутую мощным пинком дверь влетел Копыто. В правой руке уйбуй держал обнаженный ятаган, как ни странно, не окровавленный, а в левой — какую-то бумагу.

— Нюх потеряли, в натуре, я говорю: у меня дело. А они…

Урбек поджал губы. Опытный актер понимал, что продолжать спектакль в изменившихся обстоятельствах не имело смысла.

— Почему без фоклафа?! — рявкнул осатаневший Кувалда.

Копыто побледнел.

— Твое высокопревосходительство великий фюрер… ты же сам всегда разрешал…

— Что разрешал? Фвери сносить разрешал?! Орать разрешал?!!

— Орать не разрешал… — Уйбуй судорожно сглотнул и спешно убрал ятаган в ножны. — И ничего не разрешал. Только приходить разрешал…

— Совсем распустились, олухи! Я что, мало вас вешаю?

— Нормально ты нас вешаешь, — пролепетал Копыто. — Совсем не мало.

— Ты как смеешь…

— Заканчивай цирк, — буркнул шас, обращаясь к Кувалде. — Пришел боец…

— Уйбуй, — робко, но с достоинством, заметил Копыто.

Урбек засопел.

— Раз пришел, значит надо. Спроси, что придурок хочет, и пусть убирается. — Кумар демонстративно посмотрел на часы. — Я тороплюсь.

— Чего тебе нафо? — поинтересовался Кувалда.

— Вот.

— Что вот?

— Петиция, твое высокопревосходительство…

— Фай сюфа!

Великий фюрер выдернул бумажку из ослабевших уйбуйских рук, и пару минут водил пальцем по строчкам.

— Что за хрень?

— Это по поводу Западных лесов… — подобострастно объяснил Копыто. — Типа, мы там жили, а чуды нас, в натуре выгнали. Очень плохо поступили, мля.

— И что Запафные леса?

— Хотите их обратно? — полюбопытствовал Кумар.

— А можно? — удивился уйбуй.

Кувалда с неожиданным интересом посмотрел на шаса, а тот, сполна насладившись физиономиями обнадеженных дикарей, расхохотался.

— Никто нам их не отфаст, — сделал вывод погрустневший Кувалда.

— А обратно и не надо, — замотал головой Копыто. — Ну их в пень, чо мы с ними в натуре делать станем? Челы, небось, все деревья уже поспиливали, лазить негде… Не, обратно не надо. Мы тебе, твое высокопревосходительство, про чудов петицию накатали. Пущай они перед нами извиняются!

— За что?

— За геноцид, мля.

— За какой геноциф?

— Так ведь они нас выгнали.

— Откуфа?

— Из Западных лесов. — Уйбуй вытер пот. — Там же все написано. Мы даже у челов в словаре посмотрели. Есть такое, геноцид называется. Это когда захватывают и вешать начинают всех подряд. Или еще чего делать начинают, в натуре, а уже потом вешать. Очень плохо, мля, очень нервно. И вообще пускай извиняются. Мы ведь Родину потеряли. — Копыто горестно вздохнул. — Родину, великий фюрер! Чуды ее испоганили и оккупировали.

Но одноглазый не разделил патриотической печали верного уйбуя.

— Бреф.

И приготовился петицию порвать.

— Братец, а насчет контрибуции в бумаге написано? — неожиданно спросил Урбек. — Извинения извинениями, но ведь вы действительно Родину потеряли. Чуды ее у вас оккупировали, а вы потеряли.

Фюрер с таким недоумением посмотрел на шаса, что тот понял: надо развить мысль.