Юрий Никитин - Великий маг

Карандаш ее легко порхал, ставя галочки, подчеркивая, обводя наиболее важное, зачеркивая повторы или неприемлемое, а Марина сказала с деревянной улыбкой:

– Да-да… не в тысячу же раз!..

Но глаза ее сказали, что она считает Кристину не моим литагентом, а литагентом издательства, те ворочают миллиардами, а такие красивые пираньи могут быть только там, возле крупных денег, а писателишка им на один острый зуб.

Вода в стакане пузырилась, сразу усеяла стенки блестящими шариками. Марина пила мелкими быстрыми глотками, морщила нос. Взглянула на часы, в глазах уже вертятся цифры калькулятора: раз уж я занят, то куда пойти и с кем, на каких условиях. На меня взглянула, как на проигравшего, с такой красоткой у меня нет шансов, подпишу все, что подадут эти холеные руки, а если где-то заартачусь, то хищная красотка ради дела вскинет на мои плечи свои роскошнейшие ноги, и тогда все, подпишусь даже на работу дворника перед своим же домом.

Я закрыл за нею дверь, а когда сразу же сходил за кухню за двумя стаканами охлажденного сока и вернулся в комнату, Кристина уже снова без майки, но глаза по-прежнему очень по-деловому пробегают взглядом по тексту договора.

– О, спасибо, – сказала она, принимая сок. – Какая адская жара… Сколько она продлится?

– Синоптики могут пообещать и мороз с метелями, – ответил я. – Если спонсором выступит магазин дубленок.

Она пила медленно, наслаждаясь каждым глотком. Я ухитрялся почти не смотреть на ее изумительной формы грудь, Кристина откинулась на спинку кресла, молочные железы приподнялись и двумя раскаленными стволами лазеров нацелились мне в губы. В серых глазах заблистал смех.

– Простите, – сказала она смиренно, – я испортила вам секс… В такую жару воздержание особо мучительно. Но если вам это уже начинает мешать… в смысле, течению ясной мысли, то я к вашим услугам.

– Спасибо, – буркнул я, – как-то обхожусь.

– Да, – согласилась она, – «Тайд» отстирывает все. Но если возникнет желание – только свистните.

– Свистну, – пообещал я.

Так свистну, добавил про себя, что глаза у тебя, красивая сучка, на лоб вылезут. Никто мне еще так нагло не предлагал это дело, да еще в таких медицинских терминах. Чувствую себя последним гадом. И каким-то проститутом, хотя предлагает она, но чувствую себя гадом я, почему?

Вообще в отношении Кристины желание возникло только однажды, да и то странное: как будто бы я после ссоры с нею схватил ее, связал и грубо истрахал во все дыры и полости. Но проснувшись окончательно, устрашился, что это уже какая-то перверсия – связывать женщину. Это свидетельство моей беспомощности, что ли, а там рукой подать и вообще до гомосекства или еще каких-то крайностей… наверное, рукой подать.

Во всяком случае, мой тренированный мозг больше не позволял себе таких вольностей, а на обнаженные прелести Кристины смотрел холодно, горячая кровь к гениталиям не приливает. Почти не приливает, а когда все-таки туда устремляется горячая волна, я умело направлял ее на сдерживание радикальных исламистов, а то и вовсе начинал усиленно думать о своей Главной Книге… Да лучше я опущусь на пару этажей и трахну Нюрку, простую и податливую девку, ее трахает все мужское население дома, со всеми она в хороших отношениях и, главное, никого ни к чему не обязывает.

Кристина, по-моему, так и не врубилась, почему не накидываюсь, раз уж такой сладкий кусок мяса подкладывает под самый нос. Другой сам бы подбивал клинья, истекал слюной, юлил бы и скулил, а тут холодноватый отказ…

У меня вообще вся жизнь на бутербродах, хотя иногда заказываю что-нибудь шикарное в ближайшем ресторане. С доставкой на дом. Мои гонорары позволяют жить безбедно, даже очень безбедно, а если вдруг оказывается, что в квартире нет даже хлеба, а в холодильнике при тугом бумажнике хоть шаром покати, то это лишь придает жизни некоторое обаяние.

На этот раз в холодильнике мясо и фрукты из самого дорогого супермаркета, всякие салаты, деликатесы и прочая хрень, чтобы произвести впечатление на непьющих женщин. Я слышал, как на кухне зашумела вода, Кристина внесла в широкой вазе оранжевую горку виноградных гроздьев.

– Я все правильно сделала? – спросила она осторожно.

– Ну, наверное, – ответил я рассеянно. – Я не спец по ритуалам.

– Простите, Владимир Юрьевич, я не слишком вам мешаю?.. Может быть, мне приходить до или после вашего творческого периода? Одни пишут, как я слышала, утром, другим только по ночам…

– У меня другой стиль, – отмахнулся я. – Помните, Хемингуэй писал в кафе? У меня обычно жвачник включен… Иногда даже второй комп пашет.

– Чудесно, – сказала она с облегчением. – А то я чувствовала себя виноватой. А так побуду третьим компом. Вы какие кнопки топчете чаще других?..

– Что, собираетесь писать романы?

– Писать нет, но знать, как пишете… наверное, надо? Золя, я слышала, заворачивался в простыню и держал ноги в тазу с горячей водой. Нерон одевал шкуру леопарда…

Я посмотрел на нее тяжелым взглядом, как надеюсь, хотя такой взгляд вообще-то очень похож на бараний. Не угадать, где говорит смиренно, а где начинает издевочку. И все это с интонациями робкой монашки, для которой я – Бог.

– Мне простыня не потребуется, – пообещал я зловещее. – И шкура… а если шкуру восхочу снять, то не с леопарда.

На экране лениво плыл по синему небу пурпурный дракон. Среди белых, подсвеченных оранжевым кучевых облаков он смотрелся как драгоценный рубин. Внизу по зеленому полю медленно двигается конный рыцарский отряд. Я тупо смотрел на них, не понимая, почему выехали из замка, у них же пир, у меня это хорошо получается, потом немного с бабами, здесь тоже надо дать читателю кусок сладкого мяса, а они уже встали из-за стола, идиоты…

Тонко запищал домофон. Я вскочил, метнулся к прихожую. Солидный мужской голос сказал, что он – шофер Кричевского, лекция через полтора часа, но лучше выехать сейчас, как и договаривались.

– Выхожу, – ответил я.

Кристина, уже одетая и причесанная, с самым благовоспитанным видом, в глазах ожидание, вышла в прихожую.

– Выходим?

– Да, – ответил я. – Черт, не зря ли я в это ввязался?

– Вы ничего не делаете зря, – сообщила она. – Даже когда… что-то нелепое.

– Нелепое?

– С точки зрения нормального, – уточнила она.

Она вышла в коридор, чтобы не видеть, как буду включать потайную сигнализацию, я догнал ее уже перед шахтой лифта. Дверцы раскрылись, пришел маленький лифт, мы втиснулись, по крайней мере я, слишком близко от ее зовущего тела, кабинка тут же наполнилась ароматом ее духов, слишком уж они… э-э… намекающие, а здесь тесно, жутко тесно.

Кристина взглянула быстро-быстро, тут же отвела взгляд в сторону. По-моему, уловила, что если сейчас возьмет меня за причинное место, я сдамся, ведь сколько во мне человека, миллиграмм? – а все остальное – большая обезьяна, переполненная похотью. Но потом, когда обезьяна нажрется, во мне снова проклюнется человек, а он может все оценить иначе.