Юрий Никитин - Чародей звездолета «Агуди»

– Не такие уж и малые, – ответил майор зло. – Не меньше шести вертолетов, сотня ребят, отобранных по всей Юсе, лучшее оружие, а вместо бронежилетов – бронедоспехи. Это не люди, а киборги!

– Что будем делать, господин президент?

Они смотрели требовательно, и если я скажу, что надо сдаваться, тут же начнут переговоры о сдаче, хотя явно у юсовских коммандос только одно задание – уничтожить. Еще прошлый президент отдал приказ уничтожать всех, кого занесут в список, без всяких процедур об аресте и зачитывания ему прав.

– У нас есть оружие, – ответил я. – Еще есть патроны. Жили мы как свиньи, умрем, как люди.

По темному лицу майора пробежал свет, как будто попало под луч прожектора. Он выпрямился, ответил с чувством:

– Есть, господин президент! Честное слово, сейчас бы я проголосовал за вас.

Он исчез в темноте, слышно было, как отдает приказы, потом все затихло, перешли на язык знаков. И хоть темнота, хоть глаза выколи, но и противник и наши в очках ночного видения.

Николай отобрал пятерых, они исчезли в темном проеме двери. Я мысленно представил себе армированную железом трубу туннеля, там по тревоге можно опускать стальные щиты, что наверняка и делают, но коммандос упорно продвигаются, взрывая по очереди все преграды…

Внезапно майор ухватил мобильник. Я увидел, как осветилось его лицо, глаза от удивления расширились. Он быстро протянул мне, голос Громова, неузнаваемый от ярости и тревоги, прокричал:

– Держитесь!.. Я послал к вам мобильные отряды!

Тут же донесся, искаженный чудовищными помехами, торопливый голос Сигуранцева:

– Дмитрий Дмитриевич, продержитесь чуть! Мои уже на подходе!..

Захрипело, связь оборвалась, майор выкрикнул ликующе:

– Это значит, что раздавили матку!

– Какую матку?

– Что подавляла связь!.. Это значит, крупного слона завалили!..

Он запнулся на полуслове, сильно грохнуло, отчетливо донеслись автоматные очереди.

– Последняя дверь, – сообщил майор. – Все, готовьтесь.

Мы затаились с оружием в руках, мое сердце бьется на удивление сильно и ровно, хоть и учащенно, тело налилось силой для последнего боя. За моей спиной только спальня, в ней Людмила и мои внуки, оттуда выхода нет, они в западне, а ход к ним закрываю я, мужчина, что не позволит…

Раздался оглушающий грохот. Дверь вылетела на середину комнаты, следом вломилась тугая, как толстая резина протектора, синяя стена дыма. Коротко и зло заблистали огоньки, визг и грохот пуль по стенам, взлетели белые щепки от столов и кресел, зло трещали наши автоматы.

Майор привстал и что-то швырнул в темный проход. Я услышал, как пули рвали его тело, трясли, он опустился, похожий на решето. Раздался грохот, блеснул синий огонь, в комнату ворвался длинный язык пламени, словно из гигантской дюзы, но такой же огонь пронесся по трубе и в другую сторону, сжигая все на пути.

Я выпустил короткую очередь, сообразил, что беречь патроны уже поздно, прижал приклад и стрелял в проем, угадывая там уродливые фигуры, пока внезапно не наступила страшная оглушающая тишина. Сердце словно кувалдой выбивает стальные двери – бьет тяжело, прицельно, часто, дыхание свистящее, я некоторое время лежал в полной неподвижности, но в этом что-то неверное, штатовские коммандос должны ворваться в это помещение, у них каждая секунда на счету, но если все тихо…

Я поднялся, не выпуская автомата из рук. Комната изрешечена, мебель в щепы, немногие бумаги превратились в пепел, везде изрешеченные пулями тела, кровь вытекает широкими красными струями, только у одного молодого парня в десантной форме бьет темным бурунчиком.

Майор смотрел на меня широко раскрытыми глазами, лицо быстро бледнело.

– Мы победили, – сказал я тяжело. – Враг уничтожен…

Он вздохнул, лицо застыло. Я прошел к спальне, постучал. Еще раз, уже условным стуком, дверь начала приоткрываться, я придержал, сказал быстро:

– Людмила, все в порядке!.. Не выпускай детей, такое и взрослому видеть нехорошо…

Она вскрикнула:

– На тебе кровь!

– Это не моя, – ответил я и плотно закрыл дверь. Слышно было, как по ту сторону щелкнул засов.

От дыма начало першить в горле, я включил кондиционеры на полную мощь. Никто в разгромленной комнате не двигался, она казалась до странности огромной, освободившейся от столов и массивных кресел.

В трубе раздались голоса, тяжелый топот. Я отступил, вскинул автомат. Донесся ликующий крик:

– Господин президент, это я, Крамар!..

Автомат я не опустил, из темного зева выскочили автоматчики, впереди Крамар, вскрикнул на бегу:

– Вы ранены!

– Нет, – ответил я с досадой. – Доложите обстановку!

Он прокричал с веселой яростью:

– Это им не кино!.. Всех сволочей положили!.. Некоторые пытались сдаться в плен, один кричал, что он – полковник сверхсекретного подразделения ЦРУ, но и его забили, как кабана, прикладами.

Я поморщился:

– Зачем? Мог бы сказать что-то новое.

Он сказал виновато:

– Ребята слишком боялись, что его вернут Штатам, а там, обосравшегося здесь от страха, наградят высшими медалями и сделают героем фильмов, в которых он идет по Москве и пачками мочит нас, русских спецназовцев, и что это мы, одетые в ушанки летом, глупо палим в небо и мочимся в штаны от страха…

Я махнул рукой:

– Ну и хрен с ним. Скоро такое будет со всей Юсой. Заройте их, как собак. И забудьте, где зарыли. Никакой выдачи трупов, это были бандиты.

– Да, господин президент… Но вы в самом деле ранены.

Двое в камуфляжных костюмах попытались подхватить меня под руки. Я с досадой отстранился.

– Да все в порядке!.. Это не моя кровь.

– Ваша, – ответил Крамар серьезно. – Денис, перевяжи господина президента.

Дюжий десантник мигом сорвал с пояса пакет первой медпомощи, я увидел в его руках шприц, отстранился.

– Это еще что?

– Это антишоковое…

– Прибереги для тех, – сказал я раздраженно, – кто помоложе. Достаточно, если перевяжешь вот здесь, а то пачкает.

Он покачал головой, в глазах глубокое уважение.

– Господин президент, вы ранены не только в руку. У вас глубокая царапина сбоку на голове, вторая пуля прошла по ребрам, вон рубашка промокла от крови… а третья пуля или осколок разворотили вот здесь… Вы в самом деле не чувствуете? Да вы берсерк, господин президент!

Было позднее утро, когда мы поднялись на поверхность. Солнце уже над горизонтом, щедро заливает мир оранжевыми лучами, пытаясь сгладить ужас от разрушений.

На том месте, где еще вчера так красиво и гордо возвышался мой особняк, развалины. Взрывная волна далеко отбросила землю, та залегла высоким валом в сотне шагов, деревья сломаны и повалены, как при ударе Тунгусского метеорита. Из ямы все еще легкий дымок, хотя чему там гореть, не понимаю, под загородной резиденцией не бывает бункеров, все это хозяйство разнесено далеко в стороны.