Роман Глушков - Угол падения

– Точно слиняли! – умозаключил вслух Тремито. – Ушли в подвалы! Мерзкие ублюдки!

И, осознавая, что рискует нарваться на провокацию, покинул укрытие, после чего перебежками от колонны к колонне двинул обратно к алтарю.

Никто не выстрелил в сицилийца исподтишка, и вообще сейчас в церкви стояла прямо-таки гробовая тишина. С каждым шагом в глубь зала Доминик укреплялся в мысли, что Кастаньета вновь оставила его в дураках, и злился на законы М-эфира, согласно которым совершенно нельзя было предугадать, куда выведет беглецов их подземный ход. С равным успехом они могли выбраться и на соседний Бульвар, и в какой-нибудь квадрат, удаленный от церкви на огромное, по здешним меркам, расстояние.

Уже без опаски Аглиотти достиг предполагаемого места спуска в храмовые катакомбы и был настолько обескуражен, что даже прекратил браниться. Конечно, он и не надеялся обнаружить распахнутый настежь люк в подземелья, но и прежний устланный плиткой пол там тоже отсутствовал. Точнее, он остался лишь у стен, а посредине алтарного возвышения зияла загадочная черная брешь, очерченная красной люминесцентной полосой и светящейся поверх предупреждающей голографической надписью.

«Опасность! – гласила она. – Разрыв М-эфирной текстуры! Не заступать за черту и не прикасаться! Работы в зоне разрыва разрешены только креаторам со второй и выше категорией допуска!»

– Che cazzo ?! – невольно вырвалось у Тремито. В разгромленном храме божьем грубая итальянская брань звучала хоть и дерзко, но не настолько, как отгремевшая недавно стрельба. Впрочем, обозленный сицилиец все равно не подобрал бы приличного эпитета, что коротко и емко охарактеризовал бы найденную им аномалию…

Вновь ворвавшиеся в церковь головорезы застали босса прохаживающимся вокруг текстурного разрыва, в котором, как в омуте, канули беглецы. Тремито продолжал браниться сквозь зубы и посматривал на черный квадрат свирепым взором. Состояние агрессивной прострации, что обуревало сейчас Аглиотти, было знакомо его подручным и не сулило тому, на кого был направлен гнев Мичиганского Флибустьера, ничего хорошего. Даже верный Мухобойка предпочитал в такие минуты держаться от него подальше, хотя и понимал, что вряд ли приятель причинит ему вред под горячую руку. Но мало ли что найдет на Доминика, про которого давно шептались за глаза, что он понемногу выживает из ума. А после смерти дона Сальвини подобные сплетни наверняка лишь усилятся. Все знали, насколько были дружны покойный Дарио и его верный помощник Тремито и как насильственная гибель первого способна отразиться на психике второго.

Однако в настоящий момент было совершенно очевидно, на кого Аглиотти собирается обрушить свою ярость. Нет, не на ускользнувшую cagnetta и ее загадочного покровителя, хотя, предстань они сейчас перед сицилийцами, им тоже досталось бы по полной программе. Доминик готовился отыграться за очередное поражение не на улетевшем в небо журавле, а на синице, что находилась у Тремито в руках.

Незавидную участь Грега Ньюмена усугубляло то, что к этому часу в его адрес поступила уже не одна угроза – гораздо больше того количества, какое обычно получали враги от Аглиотти, прежде чем умереть. Ньюмен, конечно, знал Доминика не так хорошо, как Мухобойка, но тем не менее толстяк мог догадаться: больше предупреждений от Тремито не последует, и вскоре Демиург вновь отправится на Полосу Воскрешения. Которая обещала превратиться для него в кольцевую дорожку – этакую разминку перед грозящими Иуде-председателю в будущем пресловутыми кругами Ада…

За свою долгую жизнь в ментальном пространстве мне не раз доводилось наблюдать за рождением М-эфирных миров. И лишь однажды я присутствовал непосредственно при гибели такого мира – примитивного игрового симулайфа Терра Нубладо. В последнем случае, сказать по правде, не было ничего захватывающего. Когда наступило урочное время, мир тот просто взял и исчез вместе со своими обитателями – теми, кто отказался заблаговременно покинуть симулайф и решил присутствовать на виртуальном Апокалипсисе. Безусловно, все они были разочарованы таким обыденным Концом Света, но тут уже ничего не попишешь. Если рождение какой-либо Вселенной в Менталиберте являет собой полнокровный творческий процесс со всеми сопутствующими ему художественными атрибутами, то форматирование отслужившего свое квадрата есть обычная техническая процедура, лишенная всякой помпезности и романтики. Не считая, разумеется, гейм-полигонов, где специально моделируются всевозможные Концы Света. Там постановка подобных драматических шоу организована по лучшим голливудским канонам и способна восхитить своим размахом даже человека с напрочь атрофированным воображением.

На Утиль-конвейере уничтожение неполноценных миров, или, вернее, их бесполезных компонентов, было поставлено на поток. Однако надо отдать должное креатору Черной Дыры Моргану Платту, он сумел превратить скучную промышленную операцию в весьма масштабное действо. Правда, разыгрывалось оно исключительно для одного зрителя, наблюдающего за этим непрекращающимся спектаклем с высокой трибуны – футуристического вида особняка под названием Поднебесная, стоящего на вершине высоченной отвесной скалы, нависшей над не менее грандиозным Утиль-конвейером.

Чтобы описать Черную Дыру, придется прибегнуть к аналогиям из реальности. Те, кто видел, как добывают уголь открытым способом, живо представят себе глубокий карьер-воронку, по склону которого идет вниз спиралевидная дорога. Непосредственно сам Утиль-конвейер и являлся этой дорогой, проложенной ко дну титанической воронки, чей диаметр в верхней части был около полутора десятков километров. Опять-таки с поправкой на то, если бы такая ямища существовала в реальном мире.

Вот только в Черной Дыре все обстояло совсем иначе, и мерить здесь расстояние привычными категориями было нельзя. Многие чересчур крупные «осколки» миров перед утилизацией подвергались М-пространственному сжатию для ускорения их отправки в «мусоросжигатель» и экономии конвейерного места. О смысле сей загадочной процедуры легко догадаться из названия, но объяснить принцип такого ментального сжатия я не сумею, и не пытайте. Скажу лишь, что на первый взгляд «утоптанные» фрагменты миров выглядели вполне обычными (настолько, насколько вообще возможно представить себе подобный «лоскут» цельной Вселенной), а вовсе не деформированными или искаженными, как, вероятно, кто-нибудь подумает.

Мы с Викки видели диаметрально противоположный край нашего витка конвейерной спирали, но располагался он на расстоянии явно не пятнадцати километров. И даже не ста. Тысяча? Возможно. Десять тысяч? Тоже не исключено. Стоя на обрывистом краю верхнего яруса, мы с Кастаньетой обозревали его весь, как на музейной витрине, и в то же время с трудом осознавали, какого масштаба композиция нам представлена. Такое нельзя было узреть даже в самом грандиозном фантастическом сне. На спирали, чья ширина, на глазок, не превышала километра, умещалось не поддающееся логике количество разнокалиберных объектов. Начиная от отдельных деревьев, автомобилей и маленьких домиков и заканчивая целыми городами, горными хребтами, пустынями и лесными массивами – все это наличествовало на каждом из пяти ярусов.