Алексей Калугин - Снежная слепота

– Красивый? – Кикул глянул по сторонам. – А мне кажется, что и здесь достаточно красиво. Мне нравится, когда по чистому белому фону разбросаны небольшие темные пятна. – Кикул сделал небольшую паузу, после чего совершенно неожиданно добавил: – А еще здесь воздух хороший!

– Согласен, – кивнул Харп. – У этого мира имеются свои достоинства. Но как насчет того, чтобы просто расслабиться и отдохнуть? Тебе не хотелось бы оказаться в мире, жизнь в котором не похожа на постоянную борьбу за выживание?

– Такого не может быть, – усмехнувшись, покачал головой Кикул.

– Почему? – удивился Харп.

– Это уже будет не жизнь.

Харп сдернул с руки меховую перчатку и потер ладонью прихваченную морозом щеку.

– Интересная логика.

– А что, разве не так? – пожал плечами Кикул. – Пока я стараюсь выжить, я по крайней мере уверен, что все еще жив. А если для того, чтобы оставаться живым, не нужно прилагать никаких усилий… – Не закончив фразы, Кикул вновь усмехнулся и покачал головой. – Дурацкий разговор.

– Ладно, оставим его, – согласился Харп. – Так в какой дом нам лучше наведаться?

– Можно зайти в дом, где я живу, – предложил Кикул. – Там сейчас никого нет, кроме моей женщины.

– В таком случае мы к тебе не пойдем, – ответил Харп. – Мне нужно поговорить с людьми, а с тобой мы вроде как все уже обсудили.

– Ну, если поговорить, тогда сюда, – указал Кикул на дом, стоявший третьим слева, считая от центра поселка, где они сейчас и находились. – Там живет трехпалый Гошель. Он любит поговорить. Вот только речи у него все какие-то непонятные.

– Ну, трехпалый так трехпалый, – согласился Харп, которому в общем-то было все равно, с кого начинать знакомство.

Он пока еще только в самых общих чертах представлял себе, что именно надеялся услышать от местных жителей: какой-нибудь намек, слово, случайно оброненное кем-то, кто, возможно, и сам не понимал тайного смысла, скрытого внутри простого сочетания звуков.

Почему-то вдруг Харп вспомнил слова отшельника Мидла, утверждавшего, что у каждого в этом мире есть своя миссия, о которой тот, на кого она возложена, может и не подозревать. Сам Мидл видел свою миссию в том, чтобы передать Харпу фрагмент странного рисунка, который постепенно собирался как мозаика. Причем происходило это само собой, без каких-либо осознанных усилий со стороны Харпа. То, что три из четырех фрагментов, находившиеся прежде у разных людей, даже не подозревавших о существовании других владельцев изображений загадочных всадников, теперь оказались у Харпа, уже само по себе было событием почти невероятным. Так, может, в этом и заключалась его миссия – собрать весь рисунок? Но зачем?

Скорее всего рисунок нес в себе некую зашифрованную информацию, понять которую можно, только собрав его полностью. Почему бы и нет? В мире вечных снегов не было бумаги, а рисунок был выполнен на бумажном листе. Следовательно, он попал сюда из иного мира. Как – это уже другой вопрос. Однако то, что подобные рисунки не входили в стандартный набор новичка, необходимый для выживания в мире вечных снегов, было совершенно очевидно.

Мидл уверен, что для выполнения своей миссии Харпу нужно посетить поселок хранителя храмовых врат. Может, старик знал, что четвертый, недостающий фрагмент рисунка находится у кого-то из местных жителей? Судя по тому, как отреагировал на вопрос Старпол, он прекрасно знал о его существовании. А что, если и фрагмент рисунка находится у него? Вполне вероятно, что так оно и есть, однако напрямую спрашивать Старпола об этом Харп не хотел. Возможно, Старпол не придавал большого значения рисунку, а на вопрос Харпа ответил отрицательно по укоренившейся привычке ни с кем не делиться своими секретами. В таком случае интерес, проявленный Харпом к рисунку, мог спровоцировать ответный интерес к нему и со стороны Старпола.

И все же ключом к чему мог являться рисунок? Харпу хотелось верить, что он укажет ему путь к выходу.

А что, если в этом и заключалась его миссия?..

Открыв дверь дома, Кикул пропустил Харпа в узкий тамбур.

Помещение, в котором, миновав тамбур, оказался Харп, имело две перегородки. Одна из них отделяла дальний конец большой комнаты, где располагался курятник, другая, делившая оставшуюся площадь надвое, начиналась от стены с маленьким окошком и внезапно обрывалась примерно посередине.

На первой половине комнаты стояли прямоугольный обеденный стол и три табурета. На стене висела открытая полка, заставленная какой-то мелкой домашней утварью. У стены лежали три скатанные постели.

Из-за перегородки выглянула немолодая женщина. По виду ей можно было дать лет пятьдесят, а то и больше. Лицо ее, широкое, оплывшее, покрытое пятнами обморожений, было похоже на какой-то переспевший и уже начавший местами подгнивать овощ. Сходство с растением довершала прическа женщины – ее седые, с тоненькими вкраплениями темного цвета волосы были небрежно собраны на затылке в бесформенный комок, из которого во все стороны торчали выбившиеся пряди.

– Вайсана, женщина трехпалого Гошеля.

Это была не церемония знакомства – Кикул представлял Харпу хозяйку дома, как экспонат кунсткамеры, по его мнению не заслуживавший особого внимания.

– Ну, что стоишь? Не знаешь, что полагается? – прикрикнул он на женщину.

Та тотчас же всполошенно сорвалась с места, бросилась к теплогенератору и принялась греметь там посудой.

– Сейчас все будет! – подмигнул Харпу Кикул.

Харп понимающе улыбнулся, хотя пока еще и не понимал, о чем идет речь.

– А где сам Гошель? – поинтересовался Харп.

– Там, – взглядом указал на перегородку Кикул.

Не спрашивая дозволения, Харп обогнул перегородку и заглянул на другую половину дома.

В дальнем углу комнаты был свален ворох старой одежды и обуви. Рядом с ней на табурете сидел мужчина, худой как щепка. Рубашка на нем висела, словно нацепленная на палку. Возрастом и внешним видом Гошель был под стать своей женщине. Несколько прядок седых волос на голове его казались прилепленными к лысому, формой напоминающему яйцо черепу. На морщинистом лице выделялись очень длинный нос и широкие губы, которые были постоянно приоткрыты, выставляя напоказ большие кривые зубы. На коленях Гошеля лежала старая доха, у которой он латал протершуюся до дыр подкладку.

– Вылезай, Гошель! – крикнул Кикул, выглянувший из-за перегородки следом за Харпом. – С тобой поговорить хотят!

На лице Гошеля не отразилось никаких эмоций – ни удивления, ни замешательства, ни испуга, будто беседа с чужаком была для него самым что ни на есть обычным делом. Ни о чем не спросив Кикула, Гошель только посмотрел на Харпа красными от напряжения, слезящимися глазами, после чего воткнул иголку в подкладку, положил доху поверх кучи прочей одежды и не спеша поднялся с табурета. Когда, помогая себе подняться, Гошель оперся ладонью правой руки о табурет, Харп обратил внимание, что на ней не хватает двух пальцев: мизинца и безымянного.