Александр Громов - Змееныш

– Ничего себе малыш! Ой!..

– Лежи спокойно, говорят тебе. Он малыш, понятно? Я это сразу почувствовала, и Барби тоже. Совсем маленький инопланетянин-метаморф, может быть, даже новорожденный. У него пока голые инстинкты, но он разумный, и он учится. Знаешь, мне это даже нравится. Какая земная женщина может похвастать, что выкармливала и обучала младенца-инопланетянина?

– Все равно ведь отберут, – мрачно сказал Максим. – Сказано ясно: доставить на лунную базу по возможности живым и неповрежденным. Приказ получен, подтверждение отослано. Радуйся, он останется с нами до Луны. Можешь нянчиться с ним, пока он не сожрет корабль.

– Он не сожрет. Мы объясним ему, и он поймет. Я чувствую, что он хочет нас понять.

– С какой целью? Не с гастрономической ли? Когда я покупаю колбасу, я тоже хочу понять, свежая ли она. Будь моя воля…

– Что будь твоя воля? А? Убил бы малыша? Сжег дюзами?

– Еще чего. Оставил бы здесь, на Меркурии. С его аппетитом тут ему самое место. Он бы штреки в шахтах проедал и штольни всякие… О-ой! Ты нарочно, что ли?

– А ты не городи чепухи. Все, теперь полежи с полчаса и можешь вставать.

Карина ушла, оставив за собой последнее слово. Когда с нею вступал в спор не муж и командир, а всего-навсего пациент, исход всегда бывал ясен с самого начала.

Зато спине и вправду стало легче, и, выждав полчаса, Максим встал без особых стенаний. Судя по звукам, погрузка продолжалась. Надо бы пойти взглянуть. В редкие моменты полной тишины было слышно, как потрескивает корпус корабля, отдавая тепло. Температура внутренних помещений уже давно упала до терпимой. Скоро станет холодно и придется кутаться, но перед тем наступит час-другой блаженной прохлады. Это ли не счастье?

Покажите изжаренному на солнце бедуину кусок льда – он завопит от восторга. Максим не вопил только потому, что уже привык. Он наслаждался молча. Не будь здесь этого чужака со звезд, наслаждение было бы полным.

– Ну, – неласково спросил Максим пришельца, – что молчишь?

Покоящийся в руинах кресла шар негромко зажужжал.

– Я еще могу понять, зачем ты нужен им. – Максим ткнул пальцем в том направлении, где, по его понятиям, брела вдали от солнечной ярости Земля, волоча за собой горошину Луны. – Я другого не могу понять: на кой черт ты сдался мне?

– А ты не городи чепухи, – раздался вдруг голос сквозь жужжание.

– Что-о?

– Полежи с полчаса и можешь вставать, – сообщил шар.

– Та-ак!.. Карина!

Жена явилась сразу. За недолгий период супружества она научилась до тонкостей разбираться в интонациях мужа. Что, однако, не помешало ей начать с вопроса:

– Ну что ты ревешь, как осел?

Максим был слишком взволнован, чтобы цепляться к сравнению с малопочтенным непарнокопытным.

– Он разговаривает! Твоим голосом!

– Кто?

– Догадайся с трех раз. Твой серпентиец, вот кто!

– Да? – Карина внимательно оглядела шар, затем мужа. – Тебе случайно не послышалось? Чем он может разговаривать?

– А чем он может жужжать? Может, всей поверхностью. А может, чем-то внутри. Вот послушай, сейчас он еще что-нибудь выдаст.

Помолчали. Молчал и шар. Даже перестал жужжать.

– С-скотина! – не выдержал Максим.

– Ты перенервничал, – участливо отозвалась Карина. – Тебе нужно успокоиться. Возьми себя в руки, ты же командир.

– Я спокоен!

– Повтори еще раз и на десять децибел тише.

– Я спокоен. Спокоен. Спокоен.

– Уже лучше. Значит, ты слышал, как он разговаривал?

– Да, и повторял твои слова. Как попка.

– А твои нет?

– Еще не хватало.

Карина улыбнулась мужу той снисходительной улыбкой, которую он терпеть не мог. Максим хотел уже было рявкнуть, но только разинул рот, потому что Карина приблизилась к чужаку и нежно погладила его по лоснящемуся боку.

– Ну успокойся, маленький, не надо бояться… Дядя хороший, он просто пошутил. Давай его простим, а? Хороший дядя, хороший, и ты у нас хороший, ты у нас самый лучший, лучше всех…

– Ну и зачем тебе это надо? – только и спросил Максим, когда поглаживание кончилось и чужак вновь тихонько зажужжал.

– Значит, надо. Что ты знаешь о созвездии Змеи?

– Только то, что это единственное созвездие, топологически разорванное на две части. Строго говоря, это два созвездия: Голова Змеи и Хвост Змеи. Разделены созвездием Змееносца. – Максим наморщил лоб. – Ярких звезд, кажется, не содержат… Или содержат? Погоди-ка… Альфа Змеи – оранжевый гигант ярче третьей величины.

– И это все? А что ты знаешь о серпентийцах?

– М-м… Почти ничего. Не знаю даже, где их родина – в Голове или Хвосте Змеи. Кому надо, тот, наверное, знает о них больше. Секретная же информация. А что?

– Ты спросил, зачем мне это надо, – отозвалась Карина, продолжая улыбаться чуть-чуть снисходительно. – Попытаюсь объяснить на доступном тебе уровне. Ты можешь считать, что я сюсюкаю, дело твое. Что считаю я, в данном случае несущественно. А «тот, кому надо», скажет, что я устанавливаю первый в истории человечества эмоциональный контакт с существом чуждой нам природы. Подбираю, так сказать, к нему ключики. Скажу сразу: такая точка зрения мне отвратительна, но по сути так оно и есть. А теперь скажи, чья точка зрения более весома. Неужели твоя?

– Где уж, – буркнул Максим. – Более весома, конечно, не моя. Моя зато более практична. Вот сожрет он корабль на обратном пути…

– Не сожрет. Он сыт. А когда проголодается, я попрошу его не есть все подряд. И он меня послушается, спорим?

Максим только пожал плечами. В голосе Карины было столько уверенности, что спорить не хотелось. Вдобавок кто признал бы победу командира, если бы он выиграл спор? Некому было бы признавать.

Ну их к лешему, такие споры.

– Ну что ты ревешь, как осел? – внезапно произнес чужак голосом младшей жены.

Хотя Максим молчал.

Кресло восстановили, изведя на него два тюбика полимерной пены. Чужака от греха подальше поместили в спальном отсеке, чтобы не сожрал чего-нибудь жизненно важного. При нем почти неотлучно находилась Карина. Мрачный Максим убеждал себя, что ревновать не следует.

Теперь найденыш ел гораздо меньше, чем раньше. «Наголодался, бедняжка, вот поначалу и накинулся на еду», – объясняла Карина. Иногда он просил органику и получал ее. (Максим предрекал, что к концу рейса экипажу придется сесть на жесткую диету.) Но особенной его любовью пользовался добытый на Меркурии металл. Изотопы лантаноидов, особенно иттербия, приводили его в сладостную дрожь. В ответ на запрос пришел приказ: груз не беречь, сколько бы чужак ни поглотил. Роскосмос заранее мирился с убытками.

Некоторые изотопы были слаборадиоактивными. На радиацию серпентиец чихать хотел. Но уже спустя час после радиоактивной трапезы поднесенный к нему дозиметр показывал лишь фоновый уровень излучения.