Александр Громов - Завтра наступит вечность

Никакого интереса к себе я не ощущал до тех пор, пока не получил тычок в бок:

– У…вай.

Я медленно повернул голову. Потом задрал подбородок. Надо мной возвышался здоровеннейший румяный парень, едва не касавшийся макушкой купола. Секунды две мы смотрели друг на друга, и мне было любопытно: испугаюсь я или нет? Затем громила снова толкнул меня ногой – уже сильнее.

– Два раза повторять?

– Зачем же два? – спросил я с искренним недоумением и провел подсечку. Рядом с моей лежанкой произошел горный обвал местного значения.

Взревев, громила поторопился вскочить – по-моему, зря. Я, напротив, прилег. В драке при двойной тяжести вертикальное положение просто опасно. Ногами он, что ли, бить меня собрался? Тогда незачем столь беспечно подставлять колени и пах. Про себя я решил, что буду калечить противника только в крайнем случае.

– Стоп! – хлестнул властный голос.

Слыхивал я всякие начальственные голоса – и вальяжные, и грозно рыкающие, и визгливо-истеричные. Такой голос мог принадлежать только старшему, пользующемуся непререкаемым авторитетом.

Зато внешность он имел невзрачную. Небольшой, как подросток, с почти детским лицом, разительно контрастирующим с голосом:

– Эй, вы там! Кто хочет драться – вон отсюда! На воздух!

Я оторопело воззрился на него. Громила тоже.

– Купол – наше жилье, к тому же он имущество Корпорации, – терпеливо пояснил старший. – Все разборки – только снаружи. Я сказал. И без скафандров – они тоже имущество Корпорации…

– Чего? – не понял громила.

– Того самого! Уступи ему койку или выметайся подышать азотом. Считаю до трех. Раз…

Боковым зрением я заметил, что трое или четверо старателей придвигаются ближе, готовые поддержать своего предводителя – кулаками, если потребуется. Один из них проговорил пока что миролюбиво:

– Брось, Витек… Хлюст прав. Этот парень первым койку занял, отцепись от человека…

– Он меня ударил, конкретно!

– Не ударил, а уронил. Правильно сделал.

– Два…

Громила поколебался немного и отступил, гундося что-то себе под нос, а старший уселся передо мной на корточки. Странно: двойной тяжести он вроде и не замечал, двигаясь довольно непринужденно.

– Ты наказанный, – сказал он мне утвердительно. – Меня предупредили. Жить нам придется вместе, а работать ты будешь отдельно от нас. Твой сектор крайний правый, я покажу. На чужое поле не лезь, худо будет. Не боись, твой сектор нормальный, не лучше и не хуже других. Постараешься, так норму выполнишь. Выходим через два часа – ребятам надо подогнать амуницию.

– Я пойду сейчас, – сказал я, поднимаясь с усилием.

Хлюст легонько толкнул меня в грудь, отчего я опрокинулся на лежанку.

– Никуда ты сейчас не пойдешь. Ты пойдешь с нами, и я покажу тебе твой сектор. Я не хочу, чтобы моя бригада видела, как ты мародерствуешь на нашей территории. Быть может, мне тогда придется разрешить им побить тебя, чтобы они не сделали тебе какой подлянки в целях воспитания. Переборщить могут. Тебе очень нужен дефект в скафандре?

– Не очень, – сказал я. – Понял. А кто за меня платину добывать будет? Я за еду работаю, и то еще ее не видел…

– Харчами поделимся! Вот спирта не проси – у самих мало. Контрабанда. Не нажраться, а так, усталость снять… Кстати, это ты перед Лазом булыжников набросал? Убери, нечего мусорить. Большую кучу рядом видел? Туда их. Пустая порода.

– Совсем пустая? – тупо спросил я.

– Совсем. Сурьма, висмут, свинец и немного серебра. Когда этой дряни наберется побольше, построим из нее ветрозащитную стенку возле купола, а пока пусть полежит в террикончике. Да ты не переживай, иной раз и старики ошибаются…

Я убито промолчал. Ни с того ни с сего Хлюст подмигнул мне.

– А я вообще заметил, что ты свинья, парень, – сообщил он, – не мог тут прибраться. Хлев, а не жилище.

– Не мог, – ответил я с вызовом.

– Первый раз на Грыже?

– Первый.

– Тогда понятно. Не привык еще. По первости с людьми всякое бывает. А на Витька не обижайся, он тоже тут первый раз. Племяш. Сестра упросила взять оболтуса, пока он с криминалом не связался. Сам бы я его ни за что не взял – больно тяжел, трудно ему будет. Он качок, мяса много, а толку чуть. Грыжа любит сильных, но легких. Гляди! – Без особых усилий Хлюст несколько раз подпрыгнул на корточках, как каучуковый мячик. – Понял? – Тут он поманил меня пальцем и, нагнувшись к моему уху, зашептал: – Есть к тебе одна просьба. Увидишь, что Витьку плохо, – помоги ему. Если случайно увидишь, конечно. Мы широко расходимся, один другого не всегда видит, а случиться с человеком может всякое. И с Витьком, и с любым другим. Да ты это сам, наверное, уже понял. Ты не обязан нам помогать, но ты помоги, а за мной не пропадет. Лады?

Я кивнул. Быть может, Хлюст был и прав. А если нет, формальное согласие меня ни к чему не обязывало. Кто там разберет: видел – не видел?

До заката я сумел сделать три ходки. Моя делянка оказалась открытым в бесконечность сектором, справа и слева ограниченным приметными скалами. Хлюст сдержал слово: мой сектор оказался не лучше и не хуже соседних. Хлюст также намекнул, что ближе километра от купола уже не осталось ничего стоящего и что наиболее выгодные в настоящее время места добычи находятся на расстоянии от полутора до двух километров. Дальше лежали еще более богатые места, но добываемый там металл, по словам Хлюста, не оправдывал затрат сил. В это легко было поверить.

Перемещать выход Лаза на Луне Крайней не умели. Возможно, рассчитывали на меня, но я не оправдал надежд. А стало быть, с течением времени ходки будут все удлиняться и удлиняться, а добыча падать, пока, наконец, инженеры Корпорации не изобретут какой-нибудь разборный тягач, по частям пролезающий в узкую дыру Кошачьего Лаза…

В мой сектор никто не совался, и я тоже не приближался к условной черте. Очень скоро я убедился в том, что бригада старателей устроилась куда лучше меня, надрывающегося под тяжестью самородков. Двенадцать человек сносили добычу не к Лазу, как я, а к разборной тележке, привезенной ими с собой. Тринадцатый выполнял функцию ломовой лошади, а четырнадцатый вообще не вышел «в поле», оставшись дежурным по куполу. К закату у Кошачьего Лаза громоздилась настоящая гора – не в тринадцать, а, наверное, в тридцать раз массивнее моей жалкой горки. Эверест рядом с болотной кочкой.

С трудом подавил я мучительное искушение пополнить кочку двумя-тремя самородками с Эвереста. Не знаю, почему я не сделал этого. То ли гордость взыграла, то ли не хотел попасться на воровстве. Глупо, да?

Утром исчез почти весь Эверест и половина моей кочки. Получалось, что я опять натаскал не того, чего надо… Выть в голос я не стал, зато едва не искрошил зубы напрасным скрежетом. Придавленная камнем записка извещала о том, что на сей раз мне удалось собрать 15,107 кило платины. Мой гонорар остался прежним – вода и воздух.