Александр Громов - Год лемминга

Он казался маленьким и жалким, как перебитая мышеловкой мышь.

Я положил дискетку в карман.

– Копию я вам не оставлю, уж не взыщите. Да вам она и не нужна, коли вы решились. Пистолет, простите, тоже не отдам – я не уверен, что вы не выстрелите мне в спину. Лечить вас принудительно мы не имеем права. Сказать по правде, у меня нет никакого желания спасать такого подлеца, как вы. Как врач врачу дам совет: когда приспичит, лучше всего используйте веревку, узел сделайте побольше и поместите под ухом. Перелом шейных позвонков – это безболезненный уход, гарантирую. Еще могу посоветовать предварительно зайти в туалет, если вас интересует эстетика. Видите ли, при повешении кишечник и мочевой пузырь, как правило, опорожняются… – Он не отвечал, и я, забрав мозгокрут, направился к двери. – Всего хорошего пожелать вам не могу и не хочу. Прощайте.

У бордюра набережной я остановился и, размахнувшись, запустил пистолет на самую середину. В феврале в черте города река никогда не замерзает.

Черная вода тяжело всколыхнулась.

Затылок не болел.

Только на полпути к дому я вспомнил, что совет, данный объекту, находящемуся под подавлением, после снятия воздействия обычно воспринимается объектом как приказ. Но это уже не имело никакого значения.

Сегодня его как никогда тянуло поехать домой, сдав дискетку Воронину или Штейну – нате, мол, разбирайтесь, я свое дело сделал, вынул из шляпы белого кролика, утер носы почитай всей Конторе – полдня сопли с пальцев счищать… Малахов остался. Чуть заметно кольнуло – и этого хватило, вот только вид дивана, на котором он спал последние шесть ночей, исключая вчерашнюю, заставил его пробормотать краткое ругательство. Ничего, потерпим…

Вывез савраска, с несколько отстраненным злорадством подумал он, падая в рабочее кресло. Поднатужился битюг, изогнул в муке шею, напружинил готовые лопнуть жилы, налил глаза кровью, как бычара, раскачал, стронул, повез… И вывез. Пусть не сам и не по девственной глине, пусть по костям Филина и Кручковича – но вывез же! Дело сделано, и плевать на издержки. И не такие издержки бывают. Вот шуруп снова сидит в башке – это плохо. В чем дело? Приоритет?.. Не нуждаюсь. Обойдусь как-нибудь без приоритета, никогда я всерьез не мечтал стать спасителем человечества, пусть благодарные потомки ставят монументы Филину и Кручковичу, я еще этому посодействую… Мелочь. Главное – если только эти два гаврика не облажались – «Надежда» сделала решительный рывок к финишу, осталась в общем-то рутина, а справляться с рутиной мы умеем. Ай да Малахов!..

Радости от хорошо сделанного дела почему-то не было никакой. Мелькнула только мысль о том, что Кручкович, какой бы скотиной он ни был, пожалуй, может еще пригодиться, и было бы естественно сдать его Штейну прямо сейчас, не дожидаясь, пока он наложит на себя руки…

Шуруп в мозгу опять провернулся на пол-оборота, и Малахов выругался вслух. Вот что занятно: доведет ли когда-нибудь ЧПП до болевого шока? То-то был бы правильный во всех отношениях путь!

Ладно, что снова не так? Помалкивать? Штейну – ни полслова? И вообще никому?.. Так я и думал.

Малахов скрипнул зубами. Подтверждая догадку, ушла боль. Он еще раз просмотрел дискетку и, подумав, запустил проверку на наличие стертых файлов. Таковых оказалось всего два, оба текстовые, и Малахов, теряя терпение, потратив впятеро больше времени, чем потребовалось бы мало-мальски грамотному специалисту, восстановил оба. Филин даже не позаботился уничтожить их как следует.

Начав читать без особого интереса, Малахов очень скоро поймал себя на том, что сидит с раскрытым ртом и не верит собственным глазам. Такого он никак не мог ожидать.

Первый текст, по-видимому, вообще не имел отношения к «Надежде». Это был подробно расписанный проект программы глобального генетического контроля населения страны и одновременно своего рода евгенический план. Предлагалось ввести всеобщее тестирование генокода новорожденных, повторное тестирование по достижении возраста, условно принимаемого за момент наступления половой зрелости, непременное выявление дефектных генов у вступающих в брак и выдача документа на право произвести на свет определенное количество детей – от «без ограничений» до категорического запрета. Прогноз на улучшение генофонда страны спустя три-четыре поколения был более чем благоприятным. Особое внимание уделялось тщательности контроля и правовым вопросам, в частности разработке системы наказаний, для чего предлагалось ввести соответствующие статьи (примерные тексты прилагались) в Уголовное уложение.

Логично было предположить, что проект в своей исполнительной части некогда попал к Филину на анализ реализуемости вообще и возможных социальных последствий в частности. Какими методами анализа пользовался математик, к каким выводам он пришел и какие дал рекомендации, осталось неизвестным.

Ну и ну, подумал Малахов в восхищении. Ай да Нетленный! Проект, естественно, несвоевременный, раньше чем через полвека о нем и думать нечего, но – черт возьми, масштабно… Любопытные, оказывается, дела делаются в СДЗН. Вот тебе и Ибикус юродствующий, вот тебе и Мощи!..

Второй текст удалось восстановить лишь частично. Зато его автором, без сомнения, был сам Филин, и являлся этот документ, по сути, отчетом или, вернее, черновиком отчета Филина руководству СДЗН, датированным июнем прошлого года. Файл почему-то назывался kiss.me – «поцелуй меня», в чем Малахов усмотрел некий смысл. Сколько можно было судить о юморе людей, оказавшихся в положении Филина и Кручковича, имя файла вполне могло подразумевать «лейкен зи мир арш» или что-нибудь в этом роде.

Малахов прочел документ дважды и трижды – пока не заболели глаза. Тогда он встал, прошелся по кабинету, напрягая и расслабляя отсиженные ягодицы, шуганул с подоконника голубя, не поленившегося залететь на восьмой этаж, и без всякого удовольствия подумал о том, что, возможно, бог дал человеку разум не в целях эксперимента, а ради мести. Чем-то приматы ему не угодили.

Ничтоже сумняшеся Филин постулировал существование единого психополя человечества, некоей сверхауры как проекции более глобального информационно-эмоционального поля. Принцип генерации поля его не беспокоил: поле есть поле, внечувствительная данность, и точка. Отстаньте, мол, от меня с физикой процесса, занимайтесь ею сами, коли вас со страшной силой донимает научный зуд, а я пас, и прошу на меня не ссылаться – такой примерно вывод сам собой напрашивался из вступления к отчету Филина. Сам же он ссылался на ряд малозаметных статей (некоторые – прошлого века), посвященных этой еретической теме, притом решительно никак их не комментируя. Его вовсе не интересовало, КАК происходит явление, тем более его не интересовало, ПОЧЕМУ оно происходит, – в сущности, весь его научный интерес к явлению ограничивался описательной частью и некоторыми приложениями.